совсем не в аквариум, а он обещал своему колхозу прислать хоть какую-нибудь завалящую акулку для разводки в пруду…
– Андрей Васильевич, вы бы ее своими усами связали и приволокли…
– От скаженны!.. – добродушно ворчал Скворешня, оглядывая хохочущих товарищей и навивая на палец длиннейший ус. – Разве ж я виноват, что она с голоду в кабель вцепилась. А про мой колхоз лучше не напоминайте мне. Батько сообщил, что сев они закончили раньше всех в районе. Я им, верно, обещал в премию за отличную работу чего-нибудь привезти из похода… Вот теперь ломаю голову и не придумаю, какой бы им подарок сделать.
– Уж не в самом ли деле акулу, Андрей Васильевич? – послышался сочувственный, но полный насмешки голос Ромейко, младшего механика, маленького, чернявого, с живыми, смешливыми глазами.
– Чего там акулу! Кашалота!
– Кита!
– Гигантского осьминога!
– Ладно, ладно! – ворчал Скворешня под неумолкающий смех. – Уж я лучше поконсультируюсь с Арсеном Давидовичем.
– Здравствуй, герой! – послышался вдруг среди шума знакомый звонкий голос.
В дверях стоял комиссар Семин – загорелый, с резкой светлой полосой на верхней части лба. Перед переходом на подлодку «Пионер» он целый год провел на эсминце «Кипящий» в далеких южных морях, и тропический загар до сих пор не сошел с его лица. Нос у комиссара был слегка поврежден: боксер Семин, чемпион Ленинграда, был широко известен в Советском Союзе, но победы над другими советскими спортсменами доставались ему, очевидно, не легко.
Больше всего поражала в комиссаре густая седина волос над молодым лицом с маленькими черными, подбритыми на концах усиками и черными живыми глазами.
Говорили, что эта седина появилась у него после долгого пребывания в одиночестве с трупом погибшего капитана в затонувшей на большой глубине подлодке, на которой он также был комиссаром. Всю команду он выбросил на поверхность в спасательных буях, а для него самого исправного буя не осталось – часть буев повредило при аварии, а спасательная экспедиция из-за шторма смогла лишь через несколько суток поднять его со дна вместе с подлодкой. Но комиссар не любил говорить об этом, и за достоверность догадок о происхождении его седины нельзя было поручиться.
– Ты что? Паломником из Мекки возвращаешься? – смеялся комиссар, приближаясь к столу, за которым сидел Павлик со своими друзьями. – Вон какую чалму накрутил тебе Арсен Давидович! Ну как дела? Здоров, молодец?
– Спасибо, товарищ комиссар! – весело ответил Павлик, вскакивая с места и вытягивая руки по швам, словно заправский краснофлотец. – Совсем здоров.
– Ну, благодари денно и нощно Крепина за скафандр, – ответил комиссар. – В таком скафандре ничто не страшно.
В столовую вошел старший лейтенант Богров – стройный, с широкими плечами человек. Его удлиненное бритое лицо, с серыми спокойными глазами, плотно сжатыми губами и квадратным подбородком, обличало