от великого князя Дмитреа Ивановича прииде съ Москвы посолъ преподобный Сергий игуменъ Радонежский въ Новгородъ въ Нижний ко князю Борису Констянтиновичю, зовя его на Москву; он же не послуша и на Москву не поиде; преподобный же Сергий игуменъ по митрополичю слову Алексееву и великого князя Дмитреа Ивановича церкви вся затвори» (выделено нами. – Авт.).[365]
Это сравнение известий трех летописных сводов вполне удовлетворительно отвечало на все возможные вопросы исследователей, и они не подвергали сомнению действия Сергия в Нижнем Новгороде до тех пор, пока В. А. Кучкин не обратил внимания на аналогичное известие Новгородской Четвертой летописи: «…тогда прииде посолъ отъ князя Дмитриа Ивановича, игоуменъ Сергии, зовуще князя Бориса на Москву, онъ же не поеха, они же церкви затвориша» (выделено нами. – Авт.).[366] Употребленное летописцем выражение «они» четко указывало на то, что в закрытии нижегородских церквей участвовало по крайней мере два человека. Ответ на возникший вопрос историк нашел довольно быстро. В Рогожском летописце под 1363 г., то есть двумя годами ранее, помещено следующее сообщение: «Тое же осени приехаша въ Новгородъ Нижнии отъ митрополита Алексея архимандритъ Павелъ да игуменъ Гера-симъ, завучи князя Бориса на Москву, онъ же не поеха, они же церкви затвориша».[367] Таким образом выяснилось, что непосредственными исполнителями интердикта являлись митрополичьи представители Павел и Герасим, а не Сергий Радонежский.[368]
Отсюда В. А. Кучкин сделал вывод, что летописцами были механически соединены два разных события, одно из которых происходило в 1363 г., а другое относится к 1365 г. Очевидным является то, что наложение интердикта произошло лишь однажды. Выясняя, в каком году это могло произойти, В. А. Кучкин подметил, что и Софийская Первая, и Новгородская Четвертая летописи в качестве причины поездки Сергия Радонежского в Нижний Новгород указывают на действия митрополита Алексея: «а митрополитъ Алексей отня епископию Новогородскую отъ владыки Алексея»[369] (имеется в виду Нижегородская епархия и местный владыка Алексей), тогда как в Рогожском летописце данного объяснения нет. Но, по мнению В. А. Кучкина, митрополит Алексей «ничего не мог отнимать» у суздальского епископа Алексея, ибо Нижегородская епархия не находилась под его началом: Нижний Новгород и Городец являлись частью диоцеза самого митрополита. Поскольку в более раннем Рогожском летописце этой «нелепицы» нет, становится очевидным, что достоверным является известие 1363 г. Что же касается сообщения 1365 г., оно, на взгляд историка, впервые появилось в русских летописях через несколько десятилетий после описываемых событий – в летописном своде 1423 г. митрополита Фотия, к которому в конечном счете восходят и Софийская Первая, и Новгородская Четвертая летописи. В отличие от них Рогожский летописец восходит к более раннему источнику. Тем самым выясняется, что при создании свода 1423 г. его составители переработали известие 1363 г. источника Рогожского летописца, ошибочно