сделались родными? Почему я вдохнула один с ними воздух – и уже не надо было слов? А там просто некогда было разговаривать. Все было подчинено одному – ДЕЛУ.
И они были ЛЮДЬМИ, когда доходило до дела. Жизнь в постоянной опасности, на которую они себя обрекли, сделала отношения между этими людьми хрустальными. Здесь все было чисто́. И очень прочно. Здесь у тебя появлялся самый настоящий тыл. Да, я согласна с рассуждениями о партии-братстве. Им действительно удалось это создать. Ради одного того, чтобы ощутить это, стоило лезть на рожон. Слишком жестко их мир делился на своих и чужих. Но именно это делало своих своими. Я теперь доподлинно знаю, какими на самом деле должны быть отношения между людьми. Наверное, когда я снова захочу ощутить все это, придется отправиться на войну…
Или я чего-то не понимаю, или все друг в друге – каждый в каждом, каждый во всех и все в каждом – были уверены абсолютно.
Здесь все неслось к цели. И в этой гонке с них сорвало все «человеческое, слишком человеческое» – всю эту будничную шелуху. Люди полировались со свистом взрезаемым воздухом, как выпущенные пули. Там был накручен слишком высокий темп, нельзя уже было просто бежать – в этом беге надо было вырваться, проломиться прочь из себя. Именно так нужно бежать, если у тебя есть цель, если тебе надо обязательно ее достичь, потерять по дороге самого себя, но попасть туда, куда надо…
Чистота душ была уже кристальной, как вымороженный на холоде спирт. Мы там все были уже как дети.
Вот те конкретные люди – это для меня святое.
Они надежны абсолютно. Они пойдут куда надо и сделают что угодно. Не просто попытаются, выказав внешнюю решимость. Они сумеют довести дело до конца. Они, вот те самые оборванцы, разгильдяи… Дети, одной ногой уже шагнувшие в святость…
Я только на короткий миг смогла приблизиться к ним. В моем существовании было на порядок меньше смысла. У меня не было именно этой, их цели…
«Матерям было не понять, что в партии и возле меня ребята ищут того, чего у них нет дома, – прикосновения к Большому делу, к Истории, к политике, выхода из замкнутого пространства семьи. Семья изнуряла и принижала их, партия – возвышала».
Запах крови
10 марта 1999 года двое наших в Доме кино забросали яйцами Никиту Михалкова за его публичную поддержку Назарбаева. Никита Михалков не мог не знать, что в назарбаевских лагерях в нечеловеческих условиях содержатся узники совести, боровшиеся за права человека в Казахстане, за права русских… Так началось дело Бахура и Горшкова. Административное нарушение, которое, если бы не касалось злобной звезды российской кинематографии, закончилось бы для ребят штрафом, было расценено как уголовное преступление, а разрешение его затянулось на четыре месяца. Горшков отсидел в Бутырке месяц, а Бахур задержался в самой поганой тюрьме Москвы на четыре месяца и заболел туберкулезом… «Новая газета» раскопала видеозапись сцены задержания ребят в Доме кино, где отчетливо видно, как Михалков бьет Бахура