Невьянске на скотобойне.
Но с прекращением НЭПа жизнь в СССР не остановилась. В городах и деревнях жизнь продолжалась. Конечно, родителям было труднее вести хозяйство, а у ребят жизнь кипела. У них не было праздности, скуки, уныния. Старшие помогали следить за малышней и помогать по хозяйству, а когда выпадало свободное время они играли в лапту, в городки, в шаровки, в лошадки. Всегда весело проходили Рождественские святки. Девушки в это время гадали на женихов. А вечерами молодежь ходила на колядки. Переодевались в ряженых, кто во что горазд. Выворачивали тулупы, надевали на лицо самодельные страшные маски, изображающие чертей и зверей, и ходили по улице от двора ко двору и просили дань в честь Рождества Христова. Хозяйки нарезали ряженым пирогов, угощали чаем, а те изображали какую-нибудь страшную сценку, а потом с шумом, гамом и смехом шли к следующему дому. Об этом хорошо написано в очерке А. Корюкова в «Областной газете»:
«ДЕРЕВЕНСКАЯ «ВОЛЬНИЦА»
В годы моего детства в деревнях кипела жизнь. Не было праздности, скуки, уныния. Ребята играли в лапту, в городки, в шаровки, гоняли «попа». Младшие, как я, например, и мой дружок Колька Балуев играли в лошадки. При этом одного запрягали, как бы коня, надевали сбрую, вожжи, на грудь колокольчик и – айда, бегай по широкой улице, босиком по мягкой травушке. А Колька при этом рыл землю ногой и лягался, как настоящий жеребец.
Были в Быньгах и домашние детские «театры». Помню, однажды с ребятами и братом попал я в один из них. В доме на три окошка, на берегу Нейвы, заплатили, как положено, какие-то копейки. Нас провели в дом, рассадили на лавки, открыли занавес из одеял, и начался спектакль. Артисты, в основном девочки и один мальчик, разыгрывали незнакомую домашнюю комедию. Одна из девочек, в мужском костюме, с подрисованными усами, изображала кавалера, а другая – барышню. Всё было карикатурно и примитивно, но очень весело.
Таких театров было несколько. Был даже театр теней, где мужчина и девушка при свете фонаря изображали руками фигурки животных и сказочных героев со своими комментариями. После, в своей долгой жизни, я посмотрел немало спектаклей в разных театрах страны. Многие не оставили никакого следа в моей душе, а вот те, домашние, самодеятельные, помню до сих пор.
Очень весело проходили Рождественские святки. Сестра Татьяна с подругами собирались у нас и гадали на женихов. Вечерами по улицам ходили ряженые, наши же соседские ребята и девушки – в вывороченных меховых тулупах, страшных самодельных масках, изображающих чертей и зверей. Они гурьбой вваливались в нашу прихожую и притворно пугали детей и хозяев. Мать нарезала им пирога и угощала чаем, после чего они, изобразив какую-нибудь страшную сценку, так же шумно уходили в другой дом. По ночам к нам стучали в окно и спрашивали: «Как невесту-то зовут?» И мать со смехом отвечала: «Татьяна», чем приводила сестру в сильное смущение.
Случалось, ряженые безобразничали: то поленницу дров раскатают, или ворота приморозят, или прикатят к воротам телегу или сани, так что утром не выйдешь на улицу. Но всё это делалось не со злобы или озорства, а по многовековой славянской