Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны
6 с половиной часов вечера другой сюрприз. Жена читала, а я слушал радио. Вдруг весь дом вздрогнул от страшного удара, с треском открылись, зазвенев стеклами, двери. Выскочив на балкон (мы живем на 7 этаже), мы увидели огромный расходящийся вверх столб белого дыма и песка над аэродромом Мохарем-бея. Столб этот, поднявшийся на страшную высоту, показывал, что взрыв был большой силы, что показывает и воздушный толчок, отворивший у нас двери, несмотря на то, что аэродром от нас в трех километрах. Взорвалась крупная бомба, по-видимому, сброшенная немцами в один из ночных налетов и не замеченная в песке.
В Египте каждую ночь, пользуясь луной, немцы бомбардируют аэродромы и военные лагери. Приехавшие из Каира рассказывают, что в Гелиополисе пострадали и дома, близко лежащие к аэродрому. Одна бомба лежала целый день на базарной улице. Ее во избежание нагревания солнцем обложили льдом. Сильно пострадал аэродром Алмазы. Ночью из Александрии была слышна оттуда бомбардировка и канонада, а через час, когда немцы летели назад, была подана тревога воздушная в Александрии. Города пока что не трогают, если не считать припортовые кварталы».
Четверг, 29.10. «24 октября на египетском фронте британские войска начали наступление. По ночам у нас все стекла звенели и вздрагивали от пушечного гула со стороны пустыни. Если принять во внимание, что Эль-Аламейн, где находится фронт, в 90 километрах от Александрии, то надо полагать, какова же там артиллерийская стрельба, если она ясно слышна на такое расстояние. Официальные сообщения британцев сообщают о прорыве фронта, но не называют никаких географических названий…»
Нежданная находка
Я не сомневался в том, что советское командование внимательно следило за развитием событий в Северной Африке. По крайней мере британское посольство в Москве и наше в Лондоне наверняка сообщали о ходе военных действий. Все-таки англичане – наши союзники! В самих странах региона – Египте, Ливии, Тунисе – советских посольств не было. Но, возможно, был кто-то из наших в Северной Африке, кто сообщал командованию Красной Армии о реальной обстановке на фронте. Конечно, это были не эмигранты вроде Анатолия Маркова или священника Алексея Дехтерёва. А если был, то кто? Об этом я не знал.
В мае 2015 года в нашем Институте востоковедения РАН проходила научная конференция, посвященная 70-летию Победы. Я председательствовал. Дошла очередь до заведующей Отделом Израиля и еврейских общин Т.А. Карасовой. Мы много раз встречались с ней в институте, я знал, что зовут её Татьяной, а вот отчества не знал. Пришлось догадываться. «А сейчас слово предоставляется Татьяне Андреевне Карасовой», – сказал я. «Татьяне Анисимовне», – поправила меня Карасова, подходя к трибуне.
Я заёрзал на председательском месте. Татьяна Анисимовна? Карасова? Не родственница ли она советского офицера Анисима Карасова, находившегося в Египте в конце войны? В перерыве я подошёл к Карасовой: «Простите, пожалуйста, а Анисим Карасов – не Ваш родственник?» «Это мой отец», –