выполнять какие-либо необыкновенные действия, как при игре в фанты. В тот раз, как я играл в «царя», «хаварит» наказание избрал суровое – мяч заменил палкою, ибо среди «челяди» не было знатных персон, но только дворовые, младшие чины гарнизона и некоторые незначительные клиенты. Часть их уже выдержала наказание, и требовала его продолжения, часть – воспротивилась. Спор становился все жарче, как повелительный возглас губернатора «Засыпать!» повалил всех наземь. Никто не смел шевельнуться, хозяин, прохаживаясь меж игроков, поглядывал точно ли все «спят». Я не решался отогнать севшее мне на лицо насекомое – муху или пчелу, не знаю, но наконец не выдержал и мотнул головой.
– Пожалуйте, сударь, на экзекуцию!
«Челядь» повскакала на ноги и бросилась исполнять новое приказание. Мигом руки мои и ноги опутали цепи составленные из кушаков и шарфов, я был брошен «на растерзание мотыльков», а специальный страж приставлен «доглядывать чтобы злодей из желез не ушел». Свободу я обрел не раньше окончания игры.
Такие изобретательность и причуды допустимы были лишь между своими, то есть между хозяином, дворчанами его и близкими клиентами. Тут не обходилось без потешных «морских» боев с «неприятельской флотилией», причем оба флота составлялись «флагманским» яликом и двумя-тремя лодками. Потерпевших поражение немилосердно «топили», геройски «погибших» достойно «хоронили», немногих уцелевших «жаловали» и «женили». Тут и молодецкая потеха с «взятием на абордаж», и импровизированные «гиштории», и настоящий театр без сцены и декораций! Наконец хозяин признавался, что «притомился», укладывался в лодку, бережно качался в ней заботливыми руками под печальные колыбельные напевы несколько минут, вскакивал вдруг на ноги с возгласом «Долго почивать – фортуну заспать», едва не опрокинув лодку, ловким прыжком снова стоял на берегу.
Званый же вечер никогда не обходился без карт. Гости рассаживались за зеленые столы и физиогномии их принимали мыслящее выражение. Играли с большим увлечением до самого ужина. Иногда слышались возгласы, относящиеся до выпавших карт: «Шельма», «Нет уж, сударь, я имел честь покрыть вашу двойку», «Вот это убил», «Ах, опять ты, старая попадья», «Важно». Спор считался одною из приятных условностей игры. Он никогда не переходил в ссору и не покидал рамок приличия. Если же игра шла на деньги, то никакие фамильярные, буде и самые невинные, реплики не допускались. Хозяин или важный гость понтировали в не нарушаемом молчании. Глаза и умы всех целиком погружались в драму, разворачивавшуюся на зеленом столе. Впрочем, губернатор не любил страшного «фараона», в те годы положившего не одну руку на пистолет, и не игрывал на крупное «добро». Банк его обыкновенно составлялся несколькими рублями серебра.
Разъезжались гости незаметно, не утруждая хозяина прощаниями и проводами, а благодарить за угощение являлись через день, другой, причем обыкновенно снова усаживаемы бывали за стол. Приезд же гостей имел свой чин. Лица высокого звания подъезжали прямо к крыльцу, другие – останавливались на дворе, низшие шли пешком от ворот. Губернатор, сообразуясь с чином гостя,