глубинах, которые сам Стефано называет «темными переулками сознания».
Такое красивое явление природы, как закат, вызывает у него ассоциацию с концом всего: «Я говорил ей …, что встречал смертоносные закаты, повторения которых меня тревожили. Я видел закаты на востоке, в пустыне, на затерянном острове, в горах Атлантики, сильнее всего меня волновали их невероятные цвета, и моя мысль витала вокруг того, что все имеет конец». И даже о дремоте Стефано говорит, что это состояние, «в котором жизнь нам дарит что-то очень похожее на смерть, возможно, чтобы легче принять ее».
Стефано помнит самую первую смерть, с которой ему довелось столкнуться, и это не была смерть родственника. Соседка сверху не нашла ничего лучшего, как попросить мать Стефано отправить мальчика посидеть с ее умершим мужем до тех пор, пока не приедет машина скорой помощи. Таким образом, Стефано пришлось сторожить «спокойно сидящего в кресле человека, со склоненной на сторону головой, задушенного инфарктом».
Затем ему пришлось пережить смерти близких родственников, которые глубоко врезались в память: «Мне случалось на протяжении многих лет ухаживать за пожилыми родственниками, и я помню, как они вдыхали мир, чтобы в итоге остаться с неподвижными лицами, напряженными в усилии последнего вздоха. Когда моя бабушка умерла, я был отправлен в морг, чтобы отдать вещи для одевания. Один из мраморных столов с серыми прожилками, какие использовались на кухнях в девяностые, был занят телом моей обожаемой бабушки, прикрытым белым покрывалом. Находясь в разреженных лучах, сочившихся из мутного окна, я ощущал ужас этого своего вынужденного путешествия, которое без цветка или какого-то другого родственного предмета усиливало ощущение смерти. Бросив конверт с одеждой и обувью, я кинулся к выходу, оставляя в памяти о моей бабушке тот инфантильный побег».
Перешагнув свой сорокалетний рубеж, Стефано не перестает размышлять на тему смерти, подходя к ней уже по-философски: «Мы обманываемся возможностью не думать о смерти, легко живем, просим ее, насколько это возможно, не вмешиваться в наши проекты, но она каждый раз все сильнее испытывает человеческую силу и выносливость. Как если бы ты мог отыскать в ее страхе и собственных сожалениях способность к регенерации». И в своих раздумьях Стефано пришел к выводу, что окружающий мир не требует от него «ничего другого, как просто быть живым».
Голос Стефано окрашивается теплыми нотами, когда он говорит о матери и бабушке, об их безграничной любви к нему, подчеркивая, что такие отношения встречаются нечасто: «Я сделал спонтанное сравнение с моей матерью, которая… всегда была очень щедрой со мной», «Любовь моей матери, на мой взгляд, огромная и безусловная. Она просветила меня в становлении в роли отца, научила тому, как важно тратить себя на родных». О матери Стефано пишет, как о «заботливой» женщине, но в то же время говорит о ее порой резких суждениях в отношении людей