случалось в моих детских кошмарах. Чем дальше мы заходим, тем гуще заросли. Закрадывается паранойя: не могу прогнать мысли о том, что́ же скрывается под листвой. Один намек на змею – и я готова рвануть обратно к берегу и окопаться на пляже. Ну а потом?
Я забралась так далеко не для того, чтобы прятаться.
Перед каждым шагом втыкаю копье в зелень под ногами. Змей нет. Даже ящерицы не пробегают. Нет ни следов, ни сломанных веток, ни намеренно сделанных отметин… Ни единого намека на то, куда делась Финнли. Только песок.
А вдруг она не хочет, чтобы ее нашли? И не собирается к нам возвращаться?
Опять же, она могла выбрать любую из сотни тропинок. Поэтому надо сосредоточиться на обнаружении храма – конечной точке пути, каким бы он ни был.
Через час или два – прогресса никакого. Мы продолжаем углубляться в джунгли, и лоскутки теперь приходится экономить. Нет никаких доказательств того, что здесь недавно была Финнли, да и храма тут нет. Меня беспокоит, что отец столь подробно описал, как обнаружить остров, но почти ничего не добавил о том, как найти храм.
Я сильно нервничаю.
В конце концов мы выбираемся на небольшую полянку. Ветки деревьев не столь густо устилают землю, но зато повсюду лежат огромные, поросшие мхом глыбы – словно усталые путники, павшие духом и обратившиеся в камень. От поляны разбегаются три тропинки, обрамленные сомкнувшимися кронами. Они напоминают тоннели, заросшие и труднопроходимые, как и все на этом острове.
– Надо бы карту зарисовать, – говорит Хоуп и легонько касается мшистого камня. – Чтобы не заблудиться.
Финнли могла бы здесь заблудиться, слышу я спрятанный в ее словах смысл.
Алекса закатывает глаза и растягивается на длинной и плоской, будто кровать, глыбе.
– Мы оставляем лоскутки. У нас проблем не будет.
У меня есть тупой карандаш – очередная неожиданная находка Алексы из ячеек лодки, – но в руководстве нет чистых страниц. Они исписаны вдоль и поперек синими чернилами. Я смотрю на аккуратный почерк своего отца.
– Ткань скоро закончится, – отзываюсь я, пролистывая книжку еще раз и убеждаясь, что в ней нет даже пустого уголочка. – В общем, мысль хорошая.
Выдираю «Сентябрь» из карманного календаря. Попробую нарисовать карту на обратной стороне. Может, туда и пара пометок влезет.
Хоуп, на долю которой выпало нести мою кофту с припасами, откручивает крышку «Хейвенвотер» и чуть-чуть отпивает, после чего принимается мерить поляну шагами.
Я, устроившись на камне, начинаю набрасывать на листке уже пройденные ориентиры.
– Присаживайся, Хоуп. Я подвинусь.
Она бросает внимательный взгляд на мох и корчит гримасу:
– Нет. Но спасибо.
Мох под моими ступнями – скользкий, прохладный. Не понимаю, почему Алекса способна так расслабленно на нем лежать. Орудую карандашом как можно быстрее, чтобы поскорее подняться, хоть натруженные мышцы и радуются отдыху. Мы все утро шли в гору.
Краем глаза замечаю, как бледная Хоуп, зажмурившись, стискивает