славит луна,
Тебе присутствуют звезды,
Тебе слушает свет,
Тебе трепещут бездны,
Тебе работают источницы.
Суть всякой сотворенной вещи или стихии – в ее предстоянии. Предстояние твари создает свой особый язык для беседы с Богом, ее «исповедание». Человек или, скорее, вся Церковь видимых и невидимых лиц и вещей, которая служит и молится в нем, напрягает свой слух, чтобы понять, как исповедует или как благословляет Бога каждое из Его созданий. Крещенское славословие показывает нам, что может воспринимать и слышать вся внутренность моя (Пс 102:1), благословляющая имя святое Его. Конечно, наш сокровенный слух воспринимает не только пение, говор, трепет, присутствие космоса, но и множество иных его исповеданий. Но, явив дар слышания, молитва показывает затем, что значит видеть:
Ты простерл еси небо яко кожу.
Ты утвердил еси землю на водах.
Ты оградил еси море песком,
Ты ко отдыханием воздух пролиял еси.
Но дар видения, око свидетеля нужны для того, чтобы от зримых «чудес», от видимого мира мы могли подняться к невидимому:
Ангельские силы Тебе служат,
Архангельстии лицы Тебе кланяются,
многоочитии Херувимы и шестокрылатии Серафимы окрест стояще, и облетающе,
страхом неприступныя славы Твоея покрываются.
Созерцание или свидетельство достигает высот, на которых оно приближается к ангельскому предстоянию, когда оно изнемогает, осознает границы, поставленные всему тварному и в неком восторге смирения исповедует их перед непостижимым Сущим:
Ты бо Бог сый неописанный, безначальный же и неизглаголанный…
Здесь наша речь подходит к какому-то пределу и упирается в немоту. О Боге мы можем говорить словами «преизбыточествующего незнания». Но вдруг происходит какой-то скачок и движение вниз. Наша мысль, не успев застыть на высоте того, что нельзя ни выговорить, ни произнести, ни представить, внезапно оказывается на земле, у самого порога видимой, вочеловечившейся Тайны, которая распахивается перед нами…
…неизглаголанный,
пришел еси на землю,
зрак раба приим,
в подобии человечестем быв…
Воплощение словно настигает нас, как будто падает в сердце с высоты, на которую только что мы пытались подняться, но не сумели удержаться на ней. Тот, на кого не смели взглянуть и Ангелы, оказывается перед нами. Зрак раба и Безначальный соединяются в исповедании веры и благодарения:
Не бо терпел еси, Владыко,
милосердия ради милости Твоея,
зрети от дьявола мучима рода человеча,
но пришел еси и спасл еси нас.
Благовестие о космосе, вынесение на свет того, что можно было бы назвать чудом творения, вдруг (неожиданность подчеркнута краткостью и простотой исповедания) становится вестью о спасении: «пришел еси и спасл еси нас». В качестве ответа этой вести возникает предстояние человека:
Исповедуем благодать,
проповедуем