Завтра утром отец Карди обещал исповедать его, и теперь долгой и усердной молитвой ему надлежало подготовить себя к этой последней перед пасхальным причастием исповеди. Стоя на коленях, со сложенными на груди руками и склоненной головой, он вспоминал день за днем весь прошедший месяц и пересчитывал свои маленькие грехи – нетерпение, раздражительность, беспечность, чуть-чуть пятнавшие его душевную чистоту. Кроме этого, Артур ничего не мог вспомнить: в счастливые дни много не нагрешишь. Он перекрестился, встал с колен и начал раздеваться.
Когда он расстегнул рубашку, из-под нее выпал клочок бумаги. Это была записка Джеммы, которую он носил целый день на груди. Он поднял ее, развернул и поцеловал милые каракули; потом снова сложил листок, вдруг устыдившись своей смешной выходки, и в эту минуту заметил на обороте приписку: «Непременно будьте у нас, и как можно скорее; я хочу, чтобы вы встретились с Боллой. Он здесь, и мы каждый день занимаемся вместе».
Горячая краска залила лицо Артура, когда он прочел эти строки:
«Вечно этот Болла! Что ему снова понадобилось в Ливорно? И с чего это Джемме вздумалось заниматься вместе с ним? Околдовал он ее своими контрабандными делами? Уже в январе на собрании легко было догадаться, что Болла влюблен в нее. Потому-то он и говорил тогда с таким жаром! А теперь он подле нее, ежедневно занимается с ней…»
Порывистым жестом Артур отбросил записку в сторону и снова опустился на колени перед распятием.
И это – душа, готовая принять отпущение грехов, пасхальное причастие, душа, жаждущая мира и с всевышним, и с людьми, и с самим собой. Значит, она способна на низкую ревность и подозрения, способна питать зависть и мелкую злобу, да еще к товарищу! В порыве горького самоуничижения Артур закрыл лицо руками. Всего пять минут назад он мечтал о мученичестве, а теперь сразу пал до таких недостойных, низких мыслей!..
В четверг Артур вошел в церковь семинарии и застал отца Карди одного. Прочтя перед исповедью молитву, он сразу заговорил о своем проступке:
– Отец мой, я грешен – грешен в ревности, в злобе, в недостойных мыслях о человеке, который не причинил мне никакого зла.
Отец Карди отлично понимал, с кем имеет дело. Он мягко сказал:
– Вы не все мне открыли, сын мой.
– Отец! Того, к кому я питаю нехристианские чувства, я должен особенно любить и уважать.
– Вы связаны с ним кровными узами?
– Еще теснее.
– Что же вас связывает, сын мой?
– Узы товарищества.
– Товарищества? В чем?
– В великой и священной работе.
Последовала небольшая пауза.
– И ваша злоба к этому… товарищу, ваша ревность вызвана тем, что он больше вас успел в этой работе?
– Да… отчасти. Я позавидовал его опыту, его авторитету… И затем… я думал… я боялся, что он отнимет у меня сердце девушки… которую я люблю.
– А эта девушка, которую вы любите, дочь святой церкви?
– Нет, она протестантка.
– Еретичка?
Артур