перед окном, я стала всматриваться в темноту – лёгкие снежинки медленно плыли по воздуху, приземляясь на холодную, продрогшую землю.
…Чайник, выпуская клубы пара и визжащий на всю квартиру, звал обитателей дома на завтрак, заботясь о том, как бы они не опоздали на работу. На сковороде уже потрескивала яичница, разнося по всему дому свой аромат; в маленьком духовом шкафчике румянились горячие бутерброды с сыром, а на столе уютно расположились чашки, наполненные горячим чаем.
– Пойдёмте завтракать! – услышала я голос мамы, донёсшийся с кухни.
И с нетерпением, присущим только самому голодному человеку, я мигом поспешила на кухню, поёживаясь и содрогаясь от холода. С огромнейшим удовольствием уплетая завтрак, я беседовала с Сашей о предстоящем дне, таком волнительном и неизвестном.
– Жалко, конечно, что сегодня заключительный день ёлок! – с досадой говорила я, поедая яичницу и заглатывая горячий бутерброд с чаем. – Там, в театре, так хорошо, столько творческих людей!
Саша, утвердительно кивая головой, пила горячий чай, иногда приговаривая:
– Да, жалко! Столько новых друзей и знакомых!
Казалось, сейчас на кухне тепло и уют на мгновение уступили место унынию и грусти. Дух домашнего уюта испарился и исчез, спрятавшись в духовой шкаф или, быть может, удобно устроившись в коробке с шоколадными конфетами, покоившейся на холодильнике.
Но как только мы вышли из-за стола, вся та угрюмость вдруг исчезла, испарилась, словно её здесь и не было. Наспех уложив тарелки на раковину, я удалилась в комнату, суетясь и беспокоясь, как бы не опоздать. Заделав волосы в тугой пучок, я быстро оделась и поспешила к порогу, предчувствуя сложный рабочий день.
Мигом спустившись по лестнице, я вышла на улицу, и мне в лицо хлынул обжигающий кожу мороз, отчего я невольно содрогнулась. На улице царила тишина, спокойная и рассудительная. Лишь изредка разносился скрип шагов, частый и быстрый.
Сев в машину, я, невольно передёрнувшись, пристегнула ремень безопасности. Сонливость поглотила всё вокруг, дома дремали. Проезжая мимо магазинов, можно было заметить редких прохожих, спешивших по своим делам, суетящихся и ворчащих.
Вскоре мы прибыли к Дворцу, и усевшись в газель, стали ожидать остальных артистов. В машине было душно, отчего меня начало тошнить. Я, прислонившись к стеклу, стала смотреть на одиноко стоявшую часовню, окружённую молчаливыми елями. Но тишину и покой нарушило появление остальных участников спектакля, и газель в ближайшие пятнадцать минут была наполнена возбуждёнными голосами, смехом и шуршанием.
Однако стоило выехать на трассу, как вокруг воцарилась тишина и сонливость. Поневоле я закрывала глаза, они слипались и не подчинялись разуму. Так, стараясь пересилить сон, я и ехала всю дорогу к Театру.
…Радостное возбуждение воцарилось на сцене вперемешку с творчеством. Тут и там сновали