грамофонную иглу. Шипение, очевидно, доносилось из кресла. Моргулис замер, лицо почтительно вытянулось. Молчавший до сих пор заказчик воздел руки (на обеих было по массивному золотому перстню) к черному воротничку, зацепил там изнутри, и наружу из самых глубин тела понеслись дребезжащие металлические звуки. Что-то еще шипело, булькало, соскакивало, прыгало, путалось, как та грамофонная игла на доисторических трещинах, но постепенно шипение стало равномерным и из этого фона донеслись неясные, нечеловеческие прямо звуки. Моргулис был весь почтительное внимание, немец вертел головой. Аркадий застыл, удивленный.
А шипение, тем временем, стихло. Булькнуло еще с урчанием, будто сошла последняя вода в раковине, и стало неожиданно тихо. Приятнейшая наступила тишина.
После этого Моргулис сказал, как бы обращаясь сам к себе. – Я уверен, смокинг не нужен.
В ответ опять зашипело, будто вода попала на горячую сковороду.
– Но пиджак точно нужен, – продолжил Моргулис в том же духе, будто разговаривал сам с собой. – Пиджак, конечно… – Он неожиданно обратился к Аркадию. – Слушай, у тебя пиджак есть?
– Дома есть. Здесь нет.
– Хорошо, хоть дома. – Хмыкнул Моргулис.
– Я сюда отдыхать приехал. – Сухо пояснил Аркадий. – Есть куртка. Но я могу у хозяина взять.
Моргулис окинул фигуру Аркадия. – Ты у старика Бровермана остановился? Сиди вечером дома и жди. Белый мерседес. С улицы посигналю.
– Как в аэропорту?
– Слушай, ты мне надоел. Не хочешь, не нужно. Исчезни и больше не появляйся. Ты меня нашел, не я тебя.
– Буду ждать. – Пообещал Аркадий, кивнул всем и вышел.
– Что-то происходило, но что, он понять не мог. Нервный разговор утомил, смотреть Берлин, как было задумано, не хотелось. Пару часов Аркадий с удовольствием провел в летнем кафе, за пивом. Расслаблялся. Деньги, пусть скромные, были, к вещам и покупкам, чем обычно заняты соотечественники за границей, Аркадий был равнодушен. Магазины его не интересовали, а отказывать себе в скромных удовольствиях он не собирался. Решил жить, не крохоборствуя. И исполнял задуманное с присущим ему упрямством.
Ося ждал дома. Даже по виду было заметно, он извелся в ожидании. Но что Аркадий мог рассказать? Что вся эта канитель начала ему надоедать, и он жалеет, что связался? Именно так. При этих словах Ося радостно закивал, он явно надеялся, что Аркадий разочаруется в опасном предприятии. Но рассказывая, Аркадий, как ни странно, вновь обретал решимость. Пиво добавило мужества. Да, конечно, противно. Осточертело… Сволочи… Но за гостиницу – свое детище он будет стоять до конца. А такси? Тут Аркадия передернуло. Это сколько же пива? И отдать? Ну, нет. Хорош бы он был, если бы спасовал, когда, наконец, добрался до этих, как их там. А разговаривали как нагло…
– Да, кстати. Дядя Ося, вы не знаете, там был какой-то. С горлом что-то. Не говорит, а только сипит…
При этом сообщении с Осей случилось странное. Он завалился на спинку собранного с утра дивана и издал странный писк. Будто пытался подражать голосу, если так можно назвать, недавнего