что он «самый любимый папочка в мире». И знаете, меня тошнит от этого.
– Госпожа Верона, Ваш отец ждет Вас, он желает поужинать с Вами. – сообщил мне Флинн, когда я стояла у окна в гостиной и смотрела на огни вечернего Турписа.
– Хорошо. Я сейчас… – ответила я, не отрывая взгляд от города.
Как бы протянуть время, как бы сделать так, чтобы я стала невидимой?
Но как бы там ни было, меня ждал отец.
«Изображай Верона, изображай примерную дочь. Ты должна.» – мысленно говорила я себе.
– Привет, как дела? – спросила я как можно веселее, когда вошла в столовую. Отец уже сидел на своем месте во главе стола.
– Да вроде все хорошо. У тебя как? Что делала сегодня? – отец зачерпнул ложкой суп с морскими ежами и добавкой в виде мороженого крем-брюле.
– Ничего особенного. Отдыхала, приводила себя в порядок.
Кошмар. Мне тоже подали этот жуткий суп.
– Флинн, – спросила я дворецкого, – а нет ли чего другого?
– Госпожа Верона, Вам не нравится суп?
Иногда мне казалось, что Флинн слишком развит для голограммы.
– Нет, конечно нет. Просто не хочу сейчас жидкую пищу. Что у нас на второе?
– Пюре из лосося с яйцами, ливером и щепоткой ванили. По рецепту повара из дворца президента.
– Хорошо, неси пюре… – разочарованно сказала я. При отце я не отваживалась просить что-то попроще, без добавок и смешений вкусов. Это могло вызвать подозрение.
Но как я уже говорила, Флинн был СЛИШКОМ развит для голограммы.
– Госпожа Верона, если хотите, я попрошу подать вареное куриное мясо без ничего. Вам ведь так понравилось это блюдо в обед?
– Ты ела вареное куриное мясо без ничего? – отец вытаращился на меня, словно я только что кого-то убила.
– Да, ела. А что?
– Просто… Это как-то странно. Я не помню, чтобы ты когда-то ела ингредиенты для приготовления пищи по отдельности.
– Мне просто захотелось. Я что, не могу захотеть?
– Можешь, но это ненормально.
– Что ненормально?
Отец прекратил набирать ложкой суп. Он окончательно оторвался от своей тарелки и очень строго посмотрел на меня.
– Почему ты так себя ведешь?
– Как «так»? – как можно спокойнее спросила я, хотя нота раздражения чувствовалась в моем голосе.
– Ты сама знаешь, как. То ты последние полгода твердила всем, что ты покрасишь волосы в синий цвет, а в итоге ты красишь их в каштановый, как только ты додумалась до такого?
– Что плохого в каштановом… – но я не смогла договорить, потому что отец меня перебил.
– Ты унижаешь Мариуса на своем дне рождении, совершенно не думая о последствиях; меняешь в последний момент выступление твоей любимой группы на совершенно никому неизвестных музыкантов, хотя признаюсь, их песни лучше, чем вопли той солистки; но теперь ты начинаешь есть безвкусную гадость, непонятно зачем. Я не могу понять, что с тобой происходит? Ты слишком резко изменилась, ты начала грубить мне! Где моя дочь, где