которых он и не смотрит. А он ведь молодой мужчина, в расцвете сил…
Ой, нет, развивать и дальше эту тему я ей не позволила, сослалась на срочные и неотложные дела, поблагодарила за чай и компанию и быстренько покинув кабинет. Да и ничего больше того, что рассказала, она уже мне не поведает. Чувствовала я, что сейчас Памела всласть насплетничалась со мной о хозяине. Я даже испытывала легкий стыд. Только и оправдывала себя пословицей: «Предупрежден, значит, вооружен». А вот ясности в мое отношение к герцогу рассказ тетушки Пэм не внес. Я по-прежнему не знала, с каким человеком делю кров, и чего можно от него ожидать. Да и Серину было отчаянно жалко. Разве может ребенок расплачиваться за то, чего не совершал? Если и дальше так пойдет, то душа ее ожесточится, и никакая доброта уже не поможет.
Вечером, лежа в своей постели без сна, я пришла к выводу, что теперь мне следует серьезно поговорить с герцогом о его дочери. И пусть уже заранее у меня от одной мысли о разговоре тряслись поджилки, я решила его не откладывать в долгий ящик. Завтра! Завтра я попрошу герцога остаться после ужина, и мы поговорим. О том, как он будет вести себя, я просто не стала думать.
Но мы строим планы, а Господь поступает по-своему, частенько разрушая их. Ночью у меня начался сильный жар, и на утро я не смогла встать с кровати.
Глава 6
Господи, как же мне плохо! Ни разу за всю свою жизнь я не болела так тяжело. К утру жар не только не спал, но еще и усилился. Горло саднило ужасно, а из груди вырывались устрашающие хрипы, как только я собиралась позвать Кити на помощь. Временами я проваливалась в забытье, и тогда мне мерещились неясные тени в углах комнаты. То они сморщивались и становились едва различимыми, то принимались расти, достигая поистине гигантских размеров, и двигались в мою сторону, чтобы зависнуть над кроватью и медленно-медленно спускаться, накрывая меня с головой, заставляя задыхаться.
Когда забрезжил рассвет, я уже плохо понимала, где нахожусь, как и то, жива я или уже отправилась в мир иной. Скрип отворяемой двери и легкие шаги по полу отдавались в голове колокольным набатом. А прерывистое дыхание показалось шумом раздувающихся мехов в кузнице.
Что-то ледяное коснулось моего лба, и за этим последовал возглас:
– Господь всемогущий!..
И снова звук удаляющихся шагов, грохот закрываемой двери.
Я все слышала, но ничего не соображала. На глаза, казалось, положили что-то тяжелое. Как ни силилась, открыть их не получалось. И головой старалась не двигать, только так и спасаясь от раздирающей ее боли.
Наверное, я все же лишилась чувств, потому что в следующий раз очнулась, когда голову мою приподняли, и к губам прижали что-то холодное. А когда в горло полилась голимая горечь, едва сдержала рвотный позыв.
– Так надо, девочка, пей… От этого тебе должно полегчать, – приговаривал смутно знакомый голос. – Бог ты мой! Она словно огнем окутана, вся горит, а ноги как ледышки. Кити, принеси камни со двора, да раскали их в камине. Ей нужно согреть ноги…
Я и не заметила, как наступило