приземляясь…
«Казахстан. Начало 90-х…»
Казахстан. Начало 90-х. Бывшее село под Павлодаром.
Перед одним из домов сидит казах на скамейке, курит.
В целом селе один-одинешенек.
Говорю: немцы «ау», русские «фьють»,
как жить дальше будешь?
Глаза еще больше сузил, запел:
степь баальшой-баальшой,
ветер дует, песок летает, трава растет,
челавэк приходит, челавэк уходит, трава растет…
Сидим, молчим,
слушаем, как хлопают двери пустых домов.
«Лишь с возрастом…»
Лишь с возрастом
мудрость приходит
нe прeкословить рeкe,
нe прeпятствовать птичьму пeнью.
Нeужто и я
достиг ee наконeц?
«День за днем…»
День за днем
жить в ожидании
конца света
в надежде,
что пронесет…
Каждое утро
как чудо.
«В снегу на дороге…»
В снегу на дороге
свистит день и ночь на ветру
потерянный ключ от детства.
Ищу, найти не могу,
а он свистит отовсюду.
У трех дорог
Какое счастье,
что не мы выбираем.
А то бы казнились потом всю жизнь.
А так лишь тоска
по неизбранным тропам.
Тётя Мария
Решётка морщин на лице.
Отпечаток восьми одиночек.
«Чувство родины…»
А. Шмидту
Чувство родины,
которая все-таки есть —
бесконечно длинная пуповина,
тянущаяся за тобой всю жизнь
на пути
из ниоткуда в никуда,
из где нельзя быть
в куда нельзя прибыть,
по грязной дороге
с пожелтевшими фото в дорожной суме…
Сидя на обочине,
порой вынимать их,
гадать
по глазам, по губам
о смысле пережитого.
«Мы спим на постельном белье…»
Т. С.
Мы спим на постельном белье,
доставшемся нам в наследство,
на котором, как знать,
зачаты и мы, и родители наши.
Мы его не храним в комоде
как реликвию или как память,
иль для гостей – на торжественный случай.
Готический шрифт,
завитки монограмм,
листья, стебли, усы, узоры…
Простыни цвета поруки.
Кто знает, куда расползлись,
разбрелись, разбежались
эти побеги…
Ветер гудит за окном,
семена разносит
по пространствам несбывшегося,
где им, непорочным,
вовек уже не прорасти…
II
Цвет первой любви
Большая перемена в марте
Саше Полковниковой
У снега в сиянии полдня
цвет твоих щек.
Как