перечить отцу не собирается.
– Поработаем до полудня, а потом я съезжу в село, – продолжил отец. – Посмотрю, что там да как. Послушаю, что говорят в шинке насчет вашей с Харламом вчерашней ссоры.
– Кривой Ван говорил, что расскажет всем о том, что у меня нож вестника смерти, – угрюмо сообщил отцу Антип.
– Кривой Ван сделает это только тогда, когда поймет, что нож берет над тобой власть и ты превращаешься в вестника смерти, – ответил отец. – Он обещал мне это, и я верю ему.
– Ну, если так… – Антип снова пожал плечами.
– Я обернусь часа за два, – вернулся к первоначальной теме отец. – Тогда и решим, что дальше делать. Сам в село пока не ходи. Обед я тебе привезу. Понял?
Антип молча кивнул.
– Ну а раз понял, так и разговор весь. – Отец решительно поднялся на ноги. – Пора за работу приниматься. Я вижу, ты здесь до меня уже успел сковырнуть несколько пеньков…
Работа закипела.
Как и накануне, Антип подкапывал пень и обрубал корни, а отец, привязав пень к лошади, вытягивал его из земли и оттаскивал в сторону, где уже была свалена целая куча уродливых обрубков, бывших некогда могучими, полными жизни деревьями.
За работой время до полудня прошло незаметно. И ни разу отец с сыном даже словом не перемолвились о вчерашнем происшествии в шинке.
Антип работал как одержимый. Казалось, тело его не знало, что такое усталость, и совершенно не нуждалось в отдыхе. Он остановился и опустил топор, только когда отец махнул рукой и крикнул:
– Хорош!
Воткнув топор в дерево и уперевшись рукой в натруженную спину, Антип посмотрел на небо. Солнце уже миновало зенит – сутки перевалили за полдень. Только сейчас Антип почувствовал, как сильно устал.
– Отдыхай, – отец протянул ему кувшин с водой, стоявший в тени под телегой.
Антип попил тепловатой, но все равно приятной на вкус колодезной воды и посмотрел по сторонам, подыскивая место для отдыха. Неподалеку рос развесистый куст боярышника, с которым работники собирались расправиться уже после того, как будущее поле будет полностью освобождено от пней. Под ним-то и решил укрыться от солнца Антип.
Проводив отца, Антип улегся под кустом, подложив руки под голову. Глядя на неподвижно застывшую листву, сквозь которую местами пробивались тоненькие солнечные лучики, щекочущие глаза, Антип думал о том, как легко и просто относился он прежде к собственной жизни. Все свои двадцать лет он прожил в Устыни, изредка наведываясь в соседние села к друзьям и родственникам, да раз или два в год ездил с отцом в Устой, чтобы заключить с подрядчиком договор на продажу урожая или прикупить что-нибудь необходимое в хозяйстве. Раньше он даже никогда и не думал о том, что жизнь его может вдруг круто измениться. И только сейчас, когда перемены ворвались, как студеный ветер зимой влетает в сени, стоит только чуть приоткрыть дверь, Антип понял, что не желает другой жизни. Ему нравилось работать с раннего утра до позднего вечера, чувствуя силу своего молодого и крепкого тела, нравилось