О спорте, рыбалке, об охоте и не только. Увлекательные рассказы с тонким юмором и без
не выдал никого?
– Да что вы! Железный пацан!
– Слушай, а туалет их видел?
– Конечно. Туда приходят целые делегации со всей улицы. Мать Капифона показывает всем, как она сидела «на очке» в туалете, как снаряд пролетел у неё над головой в пяти сантиметрах, пробив обе стенки туалета. Первой группе посетителей она продемонстрировала, как вывалилась из туалета и как поползла, последующим посетителям – уже только на словах, но всем уже было ясно.
– А как люди отнеслись?
– Стоят, сочувствуют, нас бранят. А когда уходят со двора, до слёз смеются.
– В милицию заявили?
– Ну что ты, нет, конечно! Что, она, своего сына садить будет, что ли?
– Ну, это хорошо, что без милиции. А пушка где?
– Мужики её рассмотрели, говорят, что она пугачевских времен, что здесь на наших огородах был бой с охраной тагильских заводов. Её, как реликвию, завтра увезут в музей.
– Говорят, за находку полагается гонорар.
– А что это такое?
– Ну, денег дадут.
– Нет уж, не надо ни гонорара, ни денег, так проживём, – сделал заключение я.
И только через много-много лет я побывал в краеведческом музее и увидел нашу находку, которая красовалась среди других экспонатов. Для пушки изготовили лафет. Мне показалось, что это – лучший экспонат музея, лучше всех геологических, исторических и даже лучше танка Т-34, который весь «заварили», чтобы пацаны не лазили вовнутрь.
Это один из эпизодов моего послевоенного детства.
Шишкари
Мы с моим другом Николаем вот уже два часа плетёмся за телегой. На ней, кроме нашего охотничьего снаряжения, навалена куча домашнего хлама, и восседают две крепкие кержачки – дочери главы семейства, который со своими сыновьями идёт за первой телегой. Девки, румяные, гладкие, повязанные чёрными платками до самых густых бровей, сидят вполоборота к нам, щёлкают калёные кедровые орехи и смачно сплёвывают шелуху под колёса телеги. Искоса поглядывают на нас, о чём-то беседуют и посмеиваются.
– Слышь, Николай, это они над нами смеются? Поди, рассуждают, что вот охотники отправились в тайгу дурака валять. Сами-то едут вкалывать.
– О, ещё как вкалывать! Ты видел хоть раз, как шишкарят кержаки?
– Нет, не довелось.
– Ну вот посмотришь. А я к ним на угодья еду уже третий раз. Старший сын Прокопий – вон тот, что пониже своих братьев – мы с ним работали вместе на «железке», он – осмотрщик вагонов, а я – диспетчер. Это до учёбы на сварщика. Толковый мужик, брака не допустит. Всё основательно проверит, прежде чем выпустит вагон. Я его за это очень уважал, постоянно ставил в пример другим. Он, правда, не очень-то радовался, что я его, как он говорил, выпячиваю. Но я же чувствую, что в душе он не против похвалы. А двух его братьев узнал только здесь, в тайге. С отцом вообще даже не разговаривал. А когда? Дойдём до их становища, поедим и – спать, а утром на охоту. Вечером придем – какой разговор. Они ухайдакаются, да и я под собой ног не чую, тут же спать. И так дня три-четыре. А там попрощаюсь и назад,