ного человека, что в его ушах начинает звучать мелодия и увлеченный ею Роберт Уоринг Дарвин, отец ученого, играл на флейте своим цветам. Это так трогательно. Вот вам пример поэтического вдохновения.
Что может служить его источником? Образ, мысль, то бессознательное, что существует в летаргических снах, глубокой коме, когда тело и душа по разные стороны баррикад, ведь не зря все пишущие подвержены рассеянности, уходу в себя.
Примерно такое же состояние у влюбленности, то есть вывод естественный, что это сродни катарсису. Именно в момент наивысшего подъема духа: необыкновенной радости или глубочайшего горя, – рождаются шедевры. Примеров в классике довольно. Это Петрарка, Пушкин, Бальмонт, Гете, Лорка… всех не перечислишь.
Каждая эпоха рождает свои имена в поэзии, и они как рождественские свечи, по которым мы находим дорогу к себе и плывем. Наш небесный корабль состоит из звуков гармонии и полон запахов миндаля и роз, в себе мы открываем удивительный райский сад утонченных неизвестных цветов. Есть поэзия Данте, где ты познаешь Божественную комедию, есть чеканный Мандельштам, напевный Окуджава…
Жизнь без поэзии – это как еда без соли, пресная. Есть утро, но нет солнечных лучей и пения жаворонка, есть день, но он без полутонов и шороха листвы, нет вечера с его таинственным сумраком и ночи без соловьиной трели. Поэту дано видеть мир другими глазами, он лира, извлекающая звуки, тоскующий дудук, аккорд органный мощный. И в голосе травы он слышит землю, тоскует по неведомой глуши, он болен болью окружающего мира и слышит одному ему дарованную песню.
Мечты сбываются
Хай! Я Йоко, та, что рисовала
На тонкой рисовой бумаге
Снег, луну и цветы…
Воображая узнать,
Где прячутся
Солнца дневного лучи…
На носу спущенной на воду яхты
«Да Винчи» стою перед милым
Ожившей кариатидой,
Свежий ветер полощет, играет
Фок-мачтой моей бригантины:
Я счастлива, слышишь, господь мой,
Я люблю, я любима!!!
Банзай
Когда моего прадеда ставили
К расстрельной стене,
Кричал ли он Банзай Ниппон
Да здравствует Япония,
Мне неизвестно –
Потому что вскормили меня
В чужой для него стране
Потомки тех, кто расстреливал.
Свой среди чужих,
Чужой среди своих –
Так иногда я чувствовала
Себя в детстве,
Когда стакан наполовину полон,
Тебе совсем не одиноко
Ты чувствуешь себя в гармонии
С целым миром и когда видишь,
Как солнце входит в красный круг
Над белым флагом,
В твоём сердце не стучит пепел Клааса,
Потому что его давно развеяли
Над рисовыми чеками средней Азии
И транссибирской магистралью…
Я человек мира, как Велимир Хлебников,
Но корни не пропьешь, как рубль целковый,
Когда гармонией нельзя упиться, и
Видя несправедливость, достаешь катану,
Право выжить достойно холодного меча,
Банзай, Россия, вдогонку, на прощание,
Путь самурая долог, и свет луны прозрачный
Напоминает мой далёкий дом – Банзай!
Дождь на Сен-Жан-Кап-Ферра
Засентябрила осень.
Бронзовое тело.
Без рук, без ног и головы
Эпоха арт. Владычица искусство
Сбегает дождь по ню
Намеком женщине – слезами
Одиночества, смывая все следы,
И это откровение небес, ушат воды
Над головой, желание пуститься в пляс
По обнаженным улицам, где музыка
Звучит и день и ночь, желание
Зарыться с головой в уют подушек дрёмных
Потом глинтвейн горячий с корицей и
Гвоздикой, – прощанье с летом и с жарой,
Начало жизни, горечь, радость
Нежность и тоска одновременно
И запах зеленеющих садов, плоды янтарные
На тяжелой мокрой ветке,
И кажется, что земля сейчас закрыта
За плотной шторой серебристой
Там далеко листва и тишина лепечут песню
А сердце постигает сущность в золотом
Фиеста
Выходит море из берегов
Девятый вал
Запечатлеть волну повыше
Держи штурвал
В