золотыми балками. Повсюду вокруг монастыря стояли очень старые дубы, толстые и высокие.
Однажды ночью пронёсся разрушительный ураган и вырвал дерево рядом с монастырём. Оно упало прямо на крышу высотой примерно в 9 метров, и на следующее утро вся наша маленькая команда монахов стояла на дорожке и смотрела вверх.
– Нам нужно будет отпилить верхушку, – объявляет настоятель. – А потом медленно опустить ствол, чтобы он не повредил окна и стены.
Монахи дружно кивают. Это довольно необычная компания, прямо как из степей Центральной Азии пятнадцатого века, все старше 75 лет. Отшельник Зунгру, которого мы редко видели за пределами его монашеской кельи, спокойно произносит:
– Конечно же, дерево должен отпилить монах, наименьший по старшинству.
Я вздыхаю. «Монах, наименьший по старшинству» – это практически моё второе имя: я на 50 лет моложе самого молодого из них. А монгольские подростки не стоят в очереди, чтобы принять монашеские обеты, в то время как можно прыгнуть в машину субботним вечером и меньше чем через два часа уже танцевать в одном из истсайдских клубов Нью-Йорка.
– Сделаю, – говорю я и достаю старую и безобразную бензопилу. Помогая себе одной рукой, я взбираюсь по очень высокой лестнице, устраиваюсь на краю монастырской крыши и дёргаю за шнур мотора бензопилы, стараясь не запустить самого себя в полёт. Потом цепляюсь за верхние ветки, зажимаю ноги между ветками и стволом, поднимаюсь и пилю. Через три минуты мои ноги трясутся от напряжения и страха. Терпеть не могу высоту.
– Ха-ха, – смеется Зунгру где-то там, внизу. – Посмотрите-ка на мистера Пик-пик.
Я бросаю на него недобрый взгляд. «Пик-пик» – это тибетское обозначение слова «размазня», и он называет меня «мистер мягкие ножки».
Я заканчиваю через 3 часа. Мы аккуратно спускаем дерево с крыши, и я спрыгиваю с лестницы. Внизу, на дорожке, я нахожу маленький жёлудь. Я поднимаю его, смотрю, как он катается у меня на ладони, и вдруг вижу, каким он будет, когда вырастет, может быть, лет через сто: огромным, высоченным дубом.
И я представляю себе другой ураган в будущем, и это новое дерево, падающее на монастырь, и себя, спустя целый век всё ещё «монаха, наименьшего по старшинству», взбирающегося на крышу, чтобы его пилить. Рявкнув, я швыряю жёлудь прямо на середину улицы, туда, где ему никогда не удастся пустить корни.
Постарайтесь почувствовать разницу между весом жёлудя и весом дуба, который он в состоянии произвести на свет: полграмма против нескольких тонн взрослого дерева. Результат, во много тысяч раз превосходящий зерно, которое его породило.
Так действуют все семена, снаружи или внутри нас. Наше тело состоит из миллиардов клеток, воспроизводящих себя день за днём в течение 50, 60 или 70 лет. И все они произошли от единственной яйцеклетки вашей матери и единственного сперматозоида вашего отца.
Семена в сознании ничем не отличаются. На самом деле несколько крошечных ментальных семян производят гораздо более значительный результат, чем семена физические.