потрепал меня по плечу. Очнувшись, я поднялся и, вложив меч в ножны, занял свое место.
Церемония вручения наград и воздания почестей была окончена. Все, в том числе и халиф, вернулись к угощениям и беседам, я же вновь был предоставлен самому себе. Мне, вполне понятно, было не до угощений: я был возбужден сверх всякой меры, как и в тот день, когда в мои руки попала заветная пластина. Мне не терпелось как следует разглядеть очередной доставшийся мне таинственный предмет. Поэтому я, захватив меч и мешочек с камнями, уединился в укромном уголке зала и, набравшись терпения, к которому неоднократно призывал меня Дервиш, принялся внимательно рассматривать свое сокровище. Меч почти полностью скрывался в ножнах, наружу торчала только часть рукояти. Ножны были сделаны из очень плотной темно-коричневой кожи и в трех местах перехвачены слегка выпуклыми серебряными обручами, два из которых имели кольца для подвешивания. Зев был также аккуратно обрамлен обручем с кольцом, а на конец надет изящный колпачок. Все серебряные части были покрыты замысловатыми резными и чеканными узорами. Я долго не решался, испытывая странное, ни с чем не сравнимое чувство, вынуть меч из ножен. Описать его можно было лишь как сомнение: настало ли для этого время? Это чувство напомнило мне последние слова халифа, и мне вдруг показалось, что я понимаю тех, кто хотел бы владеть им, но так и не решился. Но я все же поборол сомнения и высвободил рукоять. Она состояла из двух половинок по обе стороны от хвостовика, схваченных четырьмя железными обручами, также украшенными необычайно тонкой чеканкой. Половинки же были сделаны явно из слоновой кости, однако какого-то странного, более бледного оттенка. Каждая из половинок заканчивалась округлой пластиной, направленной под углом и вывернутой наружу, так что две пластины образовывали удобное ложе для руки. Они плотно охватывали ее, видимо, для того чтобы меч не вырвался из руки при взмахе. Все это, вместе с характерным цветом, и придавало рукояти сходство с костью. Защитной поперечины перед клинком не было совсем, имелось лишь небольшое утолщение, так что рукоять, по сути, плавно переходила в клинок, который в этом месте имел одинаковую с ней ширину.
Превозмогая томящее меня нетерпение, я наконец медленно вынул меч из ножен. Ничего подобного мне до сих пор видеть не приходилось. Клинок был, по сути, прямым, но прямым он не был. Он, словно волна, очень плавно изгибался сначала – вниз, затем – вверх, так что острие его в итоге смотрело прямо вперед. Длина клинка была равна длине моей руки до кончиков пальцев. Часть его, изгибающаяся вниз, начинаясь от рукояти, была значительно более длинной и имела небольшую ширину. Когда же изгиб поворачивал вверх, ширина немного увеличивалась, затем опять очень плавно уменьшалась, сходя на нет к острию. Я вдруг с содроганием представил, насколько легко он войдет в тело врага при колющем ударе, отметив, что сильно изогнутые наши шамширы совсем не годятся для таких ударов. Толщина клинка в обухе составляла всего лишь полпальца, резко сужаясь к лезвию. Острота