будет делать.
– Ну, вот все.
– И отлично.
– Тамара Вячеславовна, голубушка, вы я понимаю, что все как-то неудобно, но вы нас чаем не напоите, а то скоро сосульки на носу вырастут.
– Я бы с радостью, но как вы можете, тут Алевтина Михайловна, а вы чай, как так можно, я вообще не знаю, как я теперь работать буду, а вы… вы чай…
– Да ладно, мы вон в «Пироги» заедем на обратном пути. А Вам работать все равно не придется первое время, мы сейчас помещение опечатаем, а Вы его закроете и на сигнализацию поставите. Недельку переждать придется. Тем более, что посетителей сейчас никаких у вас тут нет. А начальству я вашему позвоню.
– Не знаю, не знаю, как мне быть. Это вообще нарушение, что я Алевтину Михайловну одну пустила. По инструкции не положено было, но она вроде как своя, а у меня внук заболел, невестке надо на работу, а я одна с ним, пока то, се – опоздала.
– Ну, это уж ваши проблемы, как вы будете выкручиваться. Я понимаю, у вас какие-то вольные отношения с трудовой дисциплиной – охранник отлучился, Вы опоздали, думаю, что если ваше начальство все это терпит, то и Ваше опоздание вам простят.
– Конечно, сослали меня в этот сарай, кто же сюда еще поедет. Я только из-за близости к дому согласилась здесь работать.
Вероника полагала, что еще из- за того, что здесь, где присутствие начальства было лишь виртуальным. Тамара Вячеславовна могла неделями на работу не показываться, но об этом она тактично промолчала. Да и что говорить. Ну, нашла дама на старости лет халявную кормушку, ну повезло, ну а с другой стороны чему завидовать. Копеечной зарплате, которая никогда не измениться, как говориться стабильная нищета, как при социализме. Судя по внешнему виду этой мадам, она так и вышла из какого-нибудь советского НИИ, где всю жизнь могли просидеть и носки провязать до пенсии.
Но да Бог с ней, мадам интересовала Веронику поскольку постольку, так это у нее уже гипертрофированная неприязнь к людям музейной профессии, ей сейчас важно несколько иное. Как ни кощунственно все это звучит, но убийство Алевтины Михайловны вдруг как-то ярко окрасило ее жизнь, а то рутина была сплошная – на антикварном рынке совсем все затихло, экспертиза эта – тоже удовольствие не из приятных – одни гипсовые Ленины, да картинки третьеразрядные. Из всего, что она пересмотрела вот этот Марсик, да фарфоровые кашпо, которые она уговаривала продать Алевтину Михайловну, были заслуживающими внимания. Академик, видать, жил на широкую ногу и из наследства особых ценностей дочкам не оставил, вот и билась одна из них за это уголовное дело, в надежде подзабытое творчество Михаила Ефимовича пропиарить, да с американских родственников что-нибудь срубить.
Одним словом, серость какая-то, а не жизнь какая-то была у Вероники последние месяцы. Сынуля сдает первую сессию, поэтому поводу мама только и думает о здоровье внука, заботливо опекая его. Сейчас она переживает