И когда я буду тонуть, я простону… – и он будто набрав в рот воды, протянул, – Мыстыр Хрыыып, – затем Харитон закатил глаза и, будто потеряв сознание, свесился с лапы ежа.
Мистер Грибб присел на ступеньку лестницы на второй этаж и, задумавшись, посмотрел на своего гостя. Харитон же открыл глаза и умоляюще посмотрел на него.
– Ладно, поживешь пока у меня. Но только без хамства и твоей этой наглости, а не то, я найду ту самую канаву и ты даже не то что мистер Грибб, а даже "сэр" не успеешь сказать.
– Спасибо сэр мистер Грибб, – сказал Харитон и прижался к лапе ежа.
В голове мистера Грибба царил хаос. Локомотив, сорвавшийся с рельс, все дальше и дальше удалялся от железной дороги, пока вся его размеренная жизнь трещала по швам.
А в комнате на его прикроватном столе одиноко лежал его последний рисунок, с ежиком в ночном колпаке, тихо спящим на красивом большом грибе, в шляпке которого едва можно было различить маленькую дырочку и два озорных огонька смотрящих из глубины гриба.
Глава 6. Дедушка Леонард
После долгой волшебной ночи, проведенной всей семьей Грей в комнате Германа, наступило прекрасное утро. Все члены семьи просыпались, глядя друг на друга, улыбаясь и со смехом вспоминая те нелепые обстоятельства, которые их сюда привели. А может это и есть судьба, когда что-то идет не совсем так, или может, совсем не так, как было запланировано, приводя в итоге к самым неожиданным, непредсказуемым, порой удивительным последствиям. Если это и вправду она, то ее любовь к Герману очевидна.
Проснувшись самым последним, он сразу увидел довольные улыбки братьев и сестер, которые пожелали ему доброго утра, поспешно убирая за собой спальные места. Как не хотелось ему вставать! Казалось, ночь пролетела одним мгновением. Он тер глаза, нежился в кровати, заразительно зевал, натягивая одеяло до ушей, такого прекрасного утра невозможно испортить ничем, думал он, зевая в очередной раз чуть ли не до вывиха челюсти. А когда он закончил и открыл глаза, то над ним стоял грозного вида папа. Брови его были нахмурены, руки уперты в бока, пристальный взгляд осуждал и ругал сильнее всяких слов. Суровый вид сглаживала лишь розовая рубашка, надетая на нем.
Герман сразу вспомнил про белье, которое увозил в прачечную и, кажется, понял зачем оно было разделено на две корзины и, с досадой о том, что не понял это раньше, неуверенно пробормотал:
– Прости пап.
– Ну и как ты себе представляешь, я появлюсь в этом на работе? Да что там работа, я пока до нее доберусь, соберу вокруг себя толпы улыбающихся соседей, – и отец пошел собираться дальше, а все оставшиеся в комнате в тоже мгновение помчались прочь, видимо проверить свои вещи.
Судьба, собравшая всю семью в комнате Германа прошлой ночью, на утро решила объединить ее одним цветом рубашек, которые мило смотрелись на ежихах, но довольно нелепо и смешно на ежатах. Возможно, все дело было даже не в самих рубашках, а в глуповатых физиономиях ежат, когда они их надевали. Как бы то ни было, но придя в школу, этим утром Герман произвел настоящий фурор. Смеялись