смешать с розовой водой – получится раствор для врачевания. Бальзам на раны… Степан как-то порезал глаз острым бумажным листом, пришлось носить линзу, чтобы роговица не расползлась в стороны. Рассказать все Степану? Нет, не поймет, разболтает.
Он продолжал гнать, позабыв о голоде и о том, что надо вернуться в контору. Если страх и вправду пахнет, то учуют ли люди, что он боится? Не сдаться ли? Не рассказать ли все как было? Ведь он не убивал Лямзина, он только его подвозил.
Завибрировал телефон. Николай поднял трубку. Жена тараторила:
Колюсь, ну это безобразие полное! Обещали, что свет дадут утром, и где он, спрашивается? Где? И воды нет! Представляешь? Коль, ты слышишь меня?
Слышу, – глухо отозвался Николай.
Ну ты можешь что-то сделать? Я звонила в ЖЭК, там хамят. Полгорода, говорят, без электричества, дожди. А кто их за язык тянул лепить горбатого, сами же обещали, что к полудню закончат. Эти, как их, восстановительно-аварийные работы. К полудню! А сейчас – посмотри на часы!
Ну так и есть, солнце, полгорода сейчас без света, – попробовал успокоить ее Николай, но голос у него получался отсутствующий.
А ты где? – встрепенулась жена.
Вот, на обед еду. Перекусить. Слышала, что министра нашли мертвого?
Лямзина? Конечно! У вас на фирме что говорят? Начальница ваша в курсе, что там именно случилось? Ну эта ваша фифа, Семенова.
А что Семенова?
Ну он же содержал ее вроде. Ты и сам мне говорил.
Я? Забыл уже… – слабо пробормотал Николай.
Поди его жена пришила. В отместку. Надоело, наверное, измены выносить. Задушила и за шиворот выкинула, под забор, – не то шутя, не то серьезно предположила жена. – Не забудешь вечером продукты купить? Я тебе список дала.
Мясо на кости?
Обязательно. И перловки три пачки. Там на нее сейчас акция. Скидка двадцать процентов. Хорошо, Колюсь, не забудешь?
Николай кивнул, как будто жена могла его видеть. Прощался уже твердым голосом. Он вдруг понял, что категорически сдастся. Сдастся сейчас же, даже, пожалуй, не пообедав, чтобы не растерять решимости. Он подбавил скорости, как бы в такт своему настроению. Сырые улицы пролетали мимо вместе с прохожими. Проносились уныло перекрикивавшиеся электромонтажники в оранжевых касках, и оборванные ливнем провода, и лавки чистильщиков обуви, не то армян, не то ассирийцев. Николай миновал целый ряд сталинок с заплесневевшими балконами, потом обвешанный афишами кинотеатр «Заря» с новым, но уже не работавшим уличным экраном на фасаде, потом уцелевшую в девяностые детскую спортсекцию, где ему когда-то сломали нос. Ринокифоз, так это называлось. Будет эффектный снимок заключенного на фоне линейки. Нажитая горбинка – римский профиль. Сигналетическая фотосъемка.
И пускай. Лучше раскрыться сейчас, чем после, когда дым коромыслом. Надо найти адвоката. Заворочалась, будто хорек в норе, тревога за дочь. Заморочится, застыдится отца, что скажут однокурсники… Не лучше