подарки по поводам и без. А взамен получала только недовольное молчание, поджатые губы или такие вот колючие разговоры. Михаил, казалось, и не замечал, что две его любимых женщины становятся чужими и не думал разбираться в проблеме, считая ее надуманной Татьяной.
– Миш, ну ты заметь, что она совершенно перестала на меня смотреть, словно я – это пустое место. А уж, про мои дни рождения я вообще, молчу. За последние пять лет она меня ни разу не поздравила. Может, я ее обидела чем? Ты спроси! Так же сложно жить.
– Тань, не говори ерунды! Ты придираешься, как всегда. Выдумываешь какие – то конфликты на пустом месте. Все хорошо. Если бы что – то произошло, мама бы мне сказала.
Так и жили. Без тепла, без ласковых слов, но и без скандалов.
Василиса
«Как странно избирательна наша память, – думала Василиса, сидя за кухонным столом на маленькой кухне. – Иногда она стирает года, не оставляя даже маленькой зацепки, а иногда старательно хранит десятилетиями в своих запасниках несколько ничего не значащих минут жизни. Тихий вечер, улыбку любимого, лучи заходящего солнца на стене, ужин в крошечном южном ресторанчике или вот это побережье с фотообоев».
Тогда они с Кириллом сбежали из слякотной питерской зимы и бродили, обнявшись, там, по кромке белого песка. Не хотелось ни думать, ни говорить. Просто быть друг с другом, чувствовать рядом тепло и любимый запах, смотреть в родные глаза и видеть в них любовь. Она не могла вспомнить, сколько дней они пробыли на том чудо острове: один или десять. Помнила только, как пружинит влажный песок под ногами, как лежит на плече рука Кирилла, как солнце греет щеки…
Неужели это все было в ее жизни? Василиса хорошо помнила еженедельные обеды с соседками по поселку. Это было целое событие. К нему готовились, посещали салоны, делали прическу и свежий маникюр, подбирали наряды. Получить приглашение, считалось большой удачей. Значит, ты в тусовке, ты – избранная и должна это ценить и соответствовать.
Недели летели, а ничего не менялось. И разговоры не менялись и новые спектакли не обсуждались и интересные передачи и большинство новых книг были неинтересны. Главные темы еженедельных обедов – это кто с кем живет, кто, куда едет отдыхать и насколько там круто, чей бизнес более успешен, а кто попал в аутсайдеры. Приближаться к таким было табу. Сочувствие считалось под запретом.
– Господи, сколько же лет я прожила в таком серпентарии? Неужели для меня это было важно? И ничего лучше этих обедов для меня не существовало? Я не обращала внимания на то, как растет Сашка, – оттого и не могу сейчас найти с ней общий язык. Я не видела, как пошел Ванечка. Знаю это только со слов Нины. Это счастье, что у моих детей была такая няня. Просто не няня, а добрая фея крестная, как у Золушки. Где бы мы сейчас были, если бы не она.
Переезд прошел болезненно для всех. Они даже уезжали из поселка поздним вечером, чтобы не было лишних глаз. Хотя Василиса кожей чувствовала, как за ними наблюдают из темных окон. Прощаться, конечно, никто не вышел. Это же не принято в приличных поселках – подавать руку тонущему.
Молча, погрузили несколько