взгляда и тут же выпалил,
– А? Ты так про себя думаешь? Родители, мол, всё устроят, а ты так, пассажиром. Плохо-ли.
Эдвин побелел, осознав, что и впрямь, сам того не зная, он так и думал. Он втянулся в себя, как черепашка в панцирь, не в силах ни пошевелиться, ни думать, и две нечаянные предательские слезинки выкатились из-за нижних век и сбежали на подбородок. Заметив их, Тина взглянула на отца вупор расширенными посветлевшими глазами, и щёки её пошли бардовыми пятнами, дыхание участилось, что было заметно по трепещущим ноздрям. Мать перестала жевать и повернула к Генри свою бизонью голову и, в отличие от Тины, глаза её потемнели, словно налились свинцом. Генри тяжело перевёл дыхание, сжимая подлокотники стула, так что костяшки и подушечки его пальцев с обгрызенными по мякоть ногтями побелели.
– Ладно, сын, не обижайся. Я за тебя, о твоём будущем беспокоюсь.
Он посмотрел вокруг на всех по очереди и остановился на жене.
– Я о его будущем беспокоюсь. Или ты хочешь, что б он всю жизнь бублики подавал? Или как я говно бульдозером месил?
– Почему бульдозером? У него голова хорошая. В колледж пойдёт, образование будет.
– В колледж? А на какие растакие? И потом в долгах вот посюда.
Он резанул воздух у бровей ребром ладони. Зависла пауза. Генри придвинулся обратно к столу и завозил вилкой в тарелке, как будто закончив разговор.
– Я тебе дело советую, -обратился он к Эдвину, безуспешно пытавшемуся провалиться сквозь землю, -подумай об армии. И делу обучишься за бесплатно, и деньги на учёбу дадут… А понравится, карьеру сделаешь.
– Какая армия! -всплеснула руками мать, -Ты что говоришь-то. Вокруг посмотри, что в мире-то делается. Кругом война. Ирак, Сирия, Корея, даже две, Иран, Китайский пролив… этот. И это только начало. А если его убьют?
– А если нет?
Мать не сразу сообразила, что на это сказать.
– Их на мотоциклах больше гибнет, чем на войне. Это факт. Подсчитали.
– Что ты на него насел. Дай ребёнку поесть спокойно. У него голова хорошая… Сам разберётся.
– Я что, есть ему не даю, -поднялся из-за стола Генри и, направляясь к дивану, походя похлопал Эдвина по спине, -Ты, сын, думай, думай. От жизни не спрячешься.
С того дня Генри будто забыл об этом разговоре, так что Эдвину казалось, что не будто, а в самом деле, но ещё долго избегал он разговоров с отцом, на всякий случай.
Да и Генри не настаивал, а может и вправду забыл, или же знал, занал не думая, не задаваясь вопросами и не мудря.
Каждый год по весне приезжали в школу рекрутёры, разбивая шатры на автостоянке, чего никто не любил, потому что приходилось дальше идти к машине мимо их тентов, пусть немного дальше, а всё же повод для недовольства. Вот и в этом году, как всегда в понедельник, чтобы ухватить всю неделю, вспучилась стоянка песочного и зашитного цвета брезентовыми шатрами, где обложившись буклетами и банками газировки во льду сидели подтянутые молодые и молодцеватые люди в форме