Татуировка цвета страсти. Андреа Лоренс

Харпер не собиралась сдаваться.

      – Кто он? Симпатичный? В каком отделе он работает?

      Они вышли на двадцать четвертом, и Эмма зашикала на подругу, чтобы та говорила потише:

      – Ты обещаешь никому не говорить?

      – Конечно! Но ты должна мне сказать. Я просто обязана быть в курсе.

      Эмма взглянула на нее с сомнением:

      – Нет, ты разболтаешь.

      Харпер возмущенно положила руку на бедро:

      – Ну серьезно, Эмма! К чему такая секретность? Ладно бы там ты переспала с генеральным директором. Это было бы достойно таблоидов, но все остальное – просто обычные офисные сплетни, кому они нужны, и если ты…

      Эмма почувствовала, как ее бросило в краску. Харпер внимательно взглянула на нее и потеряла дар речи – что с болтливой подругой Эммы случалось не так уж часто.

      – О господи! – наконец выговорила она.

      – Тише, Харпер! Ничего особенного.

      – Да ладно тебе! – возмущенным шепотом проговорила та. – Джона Флинн? Серьезно?

      Эмма кивнула.

      – Но он меня не узнал. И я не собираюсь ему говорить ничего ни про себя, ни про ребенка. Ты поняла меня?

      Харпер кивнула, явно все еще не отойдя от шока.

      – Флинн – самый горячий мужчина, которого я в жизни встречала! Он дружит с моим братом, и мне требовались все возможные усилия, чтобы не бросаться на него каждый раз, как он заходит в гости. Как тебе удалось не запрыгнуть к нему на колени прямо в кабинете?

      – А мы что, знакомы?

      Харпер нахмурилась.

      – Ты права. Чертовски жаль, впрочем. Ты его серьезно впечатлила.

      – Он плейбой. Не думаю, что он вообще меня запомнил.

      – Если верить сплетням в журналах. Но не забывай, я-то его знаю. Кроме того, он был готов сделать с тобой парную татуировку, чтобы иметь возможность тебя узнать – если бы он со всеми так делал, на нем бы живого места не осталось. Особенно если учесть, что женщин он меняет как перчатки.

      Эмма была вынуждена согласиться. Она не заметила на его теле других татуировок или чего-то подобного. Но она все равно не видела с ним будущего. Если даже он ее узнает, он будет желать ту женщину, которой она была той ночью – а ведь настоящая Эмма совсем другая. Так в чем смысл? Лучше уж пусть он вовсе ничего не узнает.

      И все же нужно ему сказать. Или нет? Эмма положила руку на живот. Если Джона откажется от нее и от ее ребенка, ее сыну или дочери вряд ли захочется знать, что отец не хотел их появления на свет. Так, может, лучше просто промолчать? Эмма не знала, как поступить. Но пока она не приняла решение, лучше обойтись без сплетен.