– всех их я жевала беззубым ротиком, ощущала вкус и запах прожеванного и так проложила себе путь в Литературу.
Ниже той полки были выставлены большие обеденные тарелки. Они были свадебным фарфором, за несколько лет до Лестера и Честера прибывшим от Тетушек Пенелопы и Дафны. Эти две тетушки жутко любили дарить фарфор, что было, конечно, их тайными военными действиями, потому что чем больше они его дарили, тем больше места вы должны были найти, чтобы выставить все эти штуковины. Ящики с фарфором были у нас в кладовках, и мы не могли его продать, потому что надо было его вынимать, когда приезжали Тетушки. Не так много было чего-то другого в комнате, лишь пара кресел и несколько деревянных табуреток, а еще то, что в Фахе называют форма, произносится фур-ум, а в остальной части мира это просто скамья.
За этой Комнатой расположена Новая Кухня – всего-навсего холодильник, плита и кое-что еще в небольшом пространстве под крышей из оцинкованного железа с оранжевыми пятнами ржавчины на внутренней стороне. Крыша звенит, когда идет дождь. Этой кухне уже двадцать лет, но она все еще зовется Новой.
Узкая лестница начинается в передней части Комнаты и проходит над шкафом. На самом верху моя комната. Вы входите и видите наклонный потолок – МакКарроллы никак не могут обойтись без косых углов – поэтому, если вы выше пяти футов и полутора дюймов[142], вы стоите, наклонившись, пока не дойдете до окна в крыше, и тут вы можете немного выпрямиться.
Мою кровать и кровать Энея пришлось собирать прямо здесь. Однажды папа куда-то ушел и возвратился с досками. В них виднелись большие темные дырки – из них были вынуты болты. Думаю, все это дал Майкл Хонан, который знал, что у папы нет денег, и кому папа обещал уделить Два Дня, чтобы помочь заготовить силос. Такие обмены приняты в Фахе. Мой отец сдал себя в аренду, и мы получили кровати. Он пришел домой с этими большими тяжелыми балками и поднял их по узкой лестнице. Папа не был столяром, но благодаря Философии Суейнов полагал, что сборка кроватей не должна быть вне его сил и возможностей, и потому он пилил и стучал и пилил и стучал в течение трех дней у нас над головами, роняя снежинки опилок через щели между половицами в наш чай. Энею и мне было запрещено подниматься и смотреть, пока кровати не будут готовы, но, если судить по шуму, Папа вел там смертный бой с его собственными ограничениями, что вовсе не было ему свойственно.
Насколько сложно соединить четыре куска дерева?
Ну, если вы не хотели, чтобы кровать шаталась, выходило, что довольно сложно.
Он все завинчивал и завинчивал винты. С ножками было сложнее всего. Четыре не воспринимали бы вес равномерно, а потому он сделал две запасных и добавил их, но все равно кровать качалась, и он все еще чуть-чуть не достиг Невозможного Стандарта, пока Мама не сказала ему, что она надеялась, что кровать не будет слишком прочной и жесткой, но будет немного пружинить, потому что мне нравилось, когда меня качают, чтобы я заснула.
Это всегда было ролью Мамы – показать Папе, что с ним все в порядке, чтобы освободить его из того места,