наши уроки музыки стали исходной точкой того, что в нашем современном обществе назвали бы «преступлением»…
Я ходила к Нильсу заниматься уже 7 месяцев, два раза в неделю. Мы провели вместе 56 занятий по часу, 56 часов вместе и каждый час я все больше влюблялась в него. Мне исполнилось 14 лет и мой детский максимализм кричал у меня в голове, что это любовь всей моей жизни. Этот взрослый мужчина, старший меня почти на 30 лет, возбуждал моей голове такие фантазии и картины, которые обычно не свойственны 14летним девочкам. На каждый наш урок с ним я надевала кофточку с глубоким вырезом, чтобы была видна моя не детская грудь, и временами мне казалось, что Нильс смотрит на меня не как на одноклассницу его сына, а как на взрослую девушку.
Ровно через 7 месяцев наших занятий от герра Ларсона ушла жена, забрав с собой Йохана и переехав в другую квартиру. Тогда все и началось.
Когда я пришла к нему, Нильс сидел понурый. Тогда я в первый раз заметила, что у него между бровями прорезается глубокая морщина. Я знала, что это из-за его жены, а также я знала, что именно сейчас в этот момент он слаб как никогда.
– Эльза… я думаю, сегодня не подходящий день для проведения урока – устало сказал он – давай ты придешь в следующий раз?
– Герр Ларсон, если вы не хотите играть, мы можем просто поговорить?
Он недоуменно посмотрел на меня и усмехнулся:
– Эльза, ей-богу, если бы я не знал, что тебе 14 лет, никогда бы не поверил! Иногда ты мне кажешься такой взрослой.
– Я и так взрослая, герр Ларсон. Возраст – это не показатель – я села рядом с ним и посмотрела ему в глаза и взяв его за руку – мой возраст не мешает мне любить вас!
– Эльза – вздохнул он – ты сама еще не понимаешь того, что говоришь.
– Я все понимаю! – воскликнула я и, сама того не ожидая, плюхнулась ему на колени – я люблю вас, герр Ларсон, люблю с того самого момента, как вас увидела! Мне не нравятся мои одногодки, они все еще совсем мальчишки, мне нравитесь вы!
– Эльза! – только и смог воскликнуть он
Я не знала, откуда во мне взялась эта смелость, но я схватилась руками за его голову и впилась своими губами в его губы. Моя большая грудь прижималась к его груди и, видимо это подействовало на герра Ларсона, потому что он повалил меня на диван и стал лихорадочно шарить под юбкой. Все произошло так быстро, что я даже не почувствовала боли. После этого Нильс сидел и, склонив голову, плакал, приговаривая, какой он подлец и ничтожество, а я гладила рукой по его волосам и продолжала твердить, что люблю его.
С тех пор мы стали любовниками. Все наши уроки игры на пианино трансформировались в уроки любви. Я не знала, любит ли меня Нильс или нет, но тогда мне казалось, что мы с ним одни во всем мире и что сильнее наших чувств ничего быть не может. Мы очень умело скрывали свои отношения. Йохан говорил мне, что я стала какая-то задумчивая и загадочная, родители, что