сон, полный впечатлений и тяжелых мыслей.
Судя по таймеру, спал он около трех часов, но и этого вполне хватило, чтобы телу полностью восстановиться.
Её рядом не оказалось. Он пошарил рукой в надежде найти её, что там, тело… но ощущение белоснежных мягких простыней и необъятной кровати тут же растаяло, лишь он уткнулся рукой в стенку капсулы для сна. Реальность и здесь не оставляла его в покое. Во сне одна – искусственная, в жизни – иная.
И как бы то ни было, а её рядом не было. Пустовала и её капсула.
«Где же она?!» – поднялся на ноги он и легкость как рукой сняло. Легкость сна тут же сменилась утренней скованностью во всем теле. Потянувшись, протирая глаза, он огляделся по сторонам. Все та же квартирка, тот же медовый свет, заливающий пространство, и лишь легкая вибрация, проникающая, казалось, во всё и не встречающая на своем пути ни каких преград, отличала квартиру сейчас от той, которой Сем запомнил её ранее. Источник вибраций исходил из освещенного проема в стене, которого ранее он не наблюдал.
Проем походил больше на провал с той лишь разницей, что чернота провала здесь заменялась ярким светом – в остальном все то же – не видно ни зги.
– Эй! – крепнул в пустоту Сем. – Э-ге-гей!
Ответом был ему гул и ощущение, что глаза вот-вот привыкнут к яркому свету после сонного забытья и он сможет…
И он смог. Он узрел.
– Привет, дорогой! – ответила ему выворотка её тела. – Погоди, я сейчас, нервную систему восстановлю и тело почищу.
Вскрытое, будто на разделочном стенде тело находилось отдельно, нервная система мылась в лучах неведомых для него излучений на втором стенде. Её глаза, как он ранее и отмечал, правда более философски, являясь продолжением нервной системы, смотрели в его сторону вполне осознанно, покачиваясь на нервных волокнах-окончаниях. Губы растянутого и орошаемого тем же светом и питаемое через массу мелких трубочек-капилляров тела улыбались в его сторону алыми пятнами.
Он отшатнулся. Его едва не вырвало.
– Что с тобой, дорогой? – произносили губы.
«Что с тобой?!» – задавали немой вопрос глаза.
– Ничего, ничего… – вывалился из комнаты назад он. Картина увиденного привела его в ужас. Учитывая же её поведения, видимо, подобные процедуры здесь стали само собой разумеющимися. Нервная система, как средоточие, уж позвольте, знаний, памяти и души, стала тем, чем он, Сем, был ранее в своей капсуле. И если там, в бескрайних просторах космоса это было жизненно необходимо и обосновано, то здесь, спустя пятнадцать лет после первого использования технологии отделения нервной системы от тела военными, вошло в ежедневный обиход, превращая людей… Собственно, во что превращая?
Сем запутался. Прошлое его не отпускало. Прошлое строило ему картины бытия радикально отличные от существующих здесь и сейчас. И он, как ему казалось, мог бы переступить через себя, смириться, но принять и ассимилироваться