вопроса о том, все ли в порядке. Я заверил его, что да, лучше, чем когда бы то ни было, и он, чуть успокоившись (или сделав вид), напомнил, что ждет меня завтра.
Надин проснулась около десяти, приняла душ, выпила кофе и спросила меня, чем я думал заняться сегодня. Я рассказал, что изначально и субботу, и воскресенье должен был провести в студии: работа над альбомом шла полным ходом. Теперь же, принимая во внимание факт появления Надин в моей скромной обители и то, что произошло между нами ночью, я освободил субботний день и, если у нее нет принципиальных возражений, готов составить программу совместного времяпровождения. Надин не выразила никаких возражений, сказав, что только заскочит к себе – переодеться.
Как и договорились, мы встретились через полтора часа у станции метро, и она потащила меня в парк, расположенный в двух остановках оттуда. Мы провели там около двух часов, и я принял решение о следующей точке нашего субботнего маршрута – пригласил ее в ресторан «Темнота», где люди принимали пищу при полном отсутствии света. Она вышла из ресторана сытой и довольной, но немного задумчивой и на обратном пути (а поехали мы ко мне) несколько раз брала меня за ладонь, держала ее некоторое время, а затем отпускала. После того как она утром побывала в своей квартире, к аромату зеленого яблока вновь добавились запахи жасмина и ежевики, а мою гостиную мы наполнили нотками изабеллы, бутылку которой я прихватил в одном ресторане, куда иногда захаживал перекусить.
Мы пили вино, болтали, я играл ей, после мы снова переместились в спальню, и вместо вчерашнего вкуса персика я наслаждался все той же изабеллой на ее губах… Потом мы говорили еще. Мы лежали, а в незашторенное окно моей спальни нас рассматривал желтый глаз огромной красавицы луны. Об этом сказала мне Надин. Она пожелала мне спокойной ночи и, обняв, приготовилась, видимо, отойти ко сну. Я пожелал ей того же самого и закрыл глаза. «По-моему, черт побери, я влюбилась», – прозвучало вдруг в голове. В изумлении я распахнул веки, пытаясь понять, что произошло. С большим трудом, но я все-таки заснул в ту ночь.
А утром я взял ее с собой в студию.
Межа
Белая воскресная ночь плавно втекла в утро понедельника. Николай Степанович глянул на часы (они показывали четыре), накинул потертую светлую куртеху, взял свою старенькую двустволку ИЖ-27, стоявшую в коридоре у стенки, посмотрел на фотографию жены, Марии Григорьевны, умершей год назад, перекрестился и вышел из дома. На крыльце он остановился (он всегда останавливался на крыльце) и любовно осмотрел свой участок, привычно перемещая взгляд против часовой стрелки. Перед его глазами проплыли заросли крыжовника, красной смородины, пара кустов малины. Затем старый, немного покосившийся забор, а за ним дорога. А слева пять березок, расположившихся точнехонько по меже, разделявшей его землю и владения соседа. Никакого забора между их участками не было. Николай Степанович залюбовался красивыми деревьями, которые сам сажал в начале пятидесятых под чутким руководством отца,