уточнила Верона.
– Счастье – это слишком накладный аксессуар, детка. Он вызывает некую зависимость, что влечет за собой нестабильность. Я бы не советовал тебе всерьез этим увлекаться. Ты начнешь грустить. Я не хочу, чтоб ты грустила. Ты – радость моего сердца.
– А мама говорит, что у тебя нет сердца, – упиралась Верона.
– Ну-у-у… тут мама не права. Сердце – это часть механизма, его главная часть, просто оно у всех разное. У мамы одно сердце. У меня – другое сердце. Они у нас просто разные. А у тебя оно – третье, твое сердце состоит из моего и маминого ровно пополам, – продолжал синьор, не спуская с дочери любящего взгляда.
– Но сердце страдает, – не унималась Верона.
– Оно не страдает, оно работает, – терпеливо возражал синьор. – Оно работает как часть механизма под названием «организм». Если тебе так угодно, милая. Страдание – это его работа. Эти мамочкины версии видения мира могут сыграть с тобой злую шутку. Я бы не советовал тебе, детка, понимать это буквально.
– Какие у нас цифры, Берт?
– Почти двенадцать тысяч, синьор!
– Браво! – воскликнул синьор. – Собирайтесь, друзья мои. Мы покидаем Иудейскую пустыню. Нам больше нечего здесь делать. Здесь уже все произошло.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Тем временем — Москва, наши дни. Прямо здесь и сейчас.
– А-ха-ха-ха, я бы не советовал вам, любезный друг Картон, скидывать все козырные карты. Взгляните, колода еще полная.
– Премного благодарен за вашу заботу, милый Дрон, однако я все же оставлю эту тактику, ибо интуиция мне говорит, что надо решаться… И что это наша милая Чиндрагон загадочно залипла в свои карты?
– Вот она-то под вас и пойдет сейчас, – продолжал Дрон. – Или вы надеетесь на ее любимую комбинацию 6 и 7?
Чиндрагон обиженно подняла глаза на своих коллег по картам и с надутыми губами процедила:
– Хватит мухлевать и подглядывать.
Оба друга закатились полудетским игривым смехом.
– Ну да, ну да, только обманывать и готовы, – сердилась Чиндрагон. – Я все слышу, о чем вы думаете, только не надейтесь, я буду внимательна, вот вчера ночью я слышала: кто-то ходил по крыше.
– Я тоже слышал, – сказал Картон. – Шаги такие странные: шлеп-шлеп-шлеп, прям в диагональ крыши, прям будто маленького роста кто-то.
– И еще как крылья хлопали будто, но крылья большие, мощные, на голубей не похожи, – добавил Дрон. – Но видно никого не было. Мы ведь с вами одни тут обитаем? На крыше. Или не одни, получается?
– Голуби ночью спят, друзья мои.
– Кто это сейчас сказал из вас? – спросила Чиндрагон.
– Не я, – сказал Дрон.
– Не я, – сказал Картон.
– Мне страшно, – сказала Чиндрагон.
Они сложили свои карты на ящик, поставленный боком в виде стола, закурили и затаились на менее низких ящиках вокруг него в виде стульев. Вроде было тихо. Только ночная