убили? – не поняла Настя и выключила пылесос.
– Как кого? – Шишуня высунулась из-под дивана и опасливо посмотрела на пылесос. – Змея Горыныча. А вон нет. Живой. Только что энто он на себя не похож стал? Истощал, наверное.
Настя догадалась, о чем идет речь, и засмеялась:
– Это не Змей Горыныч. Это пылесос. Машина такая, чтобы мусор убирать. Вот смотри.
И Настя опять нажала на кнопку. Пылесос снова заревел, а Шишуня снова скрылась под диваном.
– Чаво энто твоя машина все в себя сосеть? – донеслось из-под дивана – Так ить она и меня засосать могет. И поминай, как звали. Бедная, разнесчастная Шишунечка. И почто меня извести хочут? Почто меня со свету сжить хочут? Я ведь никому ничаво худого не делала!
Не обращая внимания на Шишунины возгласы, Настя продолжала убирать в комнате. Когда с мусором было покончено, Настя выключила пылесос и отнесла его обратно. Вернувшись в комнату, она застала Шишуню сидящей на подоконнике. Кикимора болтала ножками и задумчиво глядела в окно.
– Что ты там увидела? – поинтересовалась Настя, присаживаясь рядом.
– Чаво увидела? – грустно вздохнула Шишуня. – Да ничаво особливого. Снег кругом. Деревья голыя. Бр-р.
Шишуня поежилась.
– Ты что не любишь зиму? – удивленно спросила Настя.
– Так кто ж ее любить? Зима – не лето. Холодно, противно. В лясу ни грибов нетути, ни ягод.
– А я зиму люблю, – заметила Настя.
– За что ж ее любить? – не понимала Шишуня.
– Зимой можно кататься на лыжах, – стала пояснять Настя своей гостье. – На коньках. Зимой бывает самый чудесный праздник в году.
– Какой-такой праздник? – переспросила Шишуня.
– Новый год. А у вас в лесу празднуют Новый год?
– Ну, во-первых, не в лясу, а в болоте, – поправила Шишуня. – А во-вторых, нам там не до праздников. Надо грибы-ягоды собирать, коряшки-травки всякия, к зиме готовиться. Нетути у нас праздников.
Шишуня замолчала. Какое-то время они с Настей молча смотрели в окно, за которым медленно падал белый легкий снег. Падал и ложился на голые ветки деревьев, на проходивших мимо людей, на проносившиеся с шумом машины. Погода была отличная, светило яркое солнышко и оттого белый снег казался еще белее, еще чище.
– Настя! – раздался из кухни мамин голос. – Иди обедать. И кикимору тоже зови.
– Нас зовут, – Настя слезла с подоконника. – Или ты опять не будешь есть?
– Чаво энто не буду? – Шишуня ловко спрыгнула на пол. – Еще как буду. Что-что, а поесть я никогда не откажуся.
И Шишуня засеменила следом за Настей на кухню.
– Руки вымыли? – спросила мама, наливая суп в тарелки.
– Вымыли, – хотела солгать Настя, но, встретив строгий мамин взгляд, повернулась и направилась в ванную.
– Ты куда? – спросила Шишуня.
– Руки мыть, – ответила Настя. – И тебе не мешало бы помыться.
– Еще