со злым умыслом! Наказания за своенравие и непослушание от настоятельницы не последовало, и, к моему удивлению, позже меня всего-то отослали в келью читать молитвы о смирении.
Затем настоятельница велела пожилым монахиням наложить целебные мази и приготовить чистую постель раненому в нежилой части монастыря. Его слуга должен был оставаться в доме охранника, а навещать своего господина ему разрешалось только в сопровождении самой старой монахини и сторожа-калеки, поскольку седой оруженосец все же оставался мужчиной в женском монастыре. Всем остальным было сказано заняться своими прежними делами – а, значит, и я должна была уйти.
В тот день и ту ночь, наполненную неспокойными снами, я и не вспомнила о фресках, из-за которых находилась в монастыре. А на следующее утро проснулась с единственной мыслью – жив ли раненый?
Спустя час своих беспрестанных раздумий я решилась пойти против правил, пусть даже за такое мне предполагался «карцер» в монастыре.
Оруженосец рыцаря одиноко сидел на земле у входа в дальнее крыло монастыря и полировал лезвие хозяйского меча. Он не ожидал меня увидеть и, буквально, подскочил на одной ноге, поскольку вторая была сплошь перебинтована и с трудом сгибалась:
– Госпожа?! Неужели Вас отпустила сюда мать-настоятельница?
– Добрый день. Конечно нет, я пришла только на минутку. И по секрету, сами понимаете, – ответила я.
И он с любопытством взглянул на виляющую между кустов виноградника тропинку, по которой я добралась сюда.
– Вы пришли справиться о здоровье моего господина?
Я кивнула, и слуга немного обиженно добавил:
– Вы – единственный человек, кого здесь это интересует. Барону промыли раны настоем белладонны и зверобоя. Вчера днем у него спал жар, однако, к вечеру появился снова и держался всю ночь, как не пытались сбить.
– Состояние больного всегда ухудшается к ночи, – грустно кивнула я, – он уже приходил в сознание?
– Если мой господин и открывал глаза, то мне об этом не известно. Ваши монахини не слишком-то разговорчивы со мной.
– Сэр, это ведь женский монастырь, многие не видят мужчин годами, и, неудивительно, что они стесняются Вас. Какого еще отношения здесь можно ожидать?
На что он, подумав, прищурился:
– Но Вы же спокойно разговариваете со мной, леди.
Тогда я поняла, что вышла за пределы своей роли тихой послушницы.
До оруженосца вдруг дошло, что он не знает, как ко мне обращаться, и решил срочно исправить ошибку. Он сказал, что его зовут Джек Глот, и что он является оруженосцем молодого Оливера Хэдли, барона и северного тана, который владеет укрепленным замком и прекрасными землями в Англии. Похоже, седой слуга гордился высоким положением своего господина.
Но попав в век натурального хозяйства из века электронных финансовых потоков, я с иронией отнеслась к рассказу Джека о богатстве своего господина. Я знала, что северным «таном» называют еще с кельтских