влага на лице и жуткий холод. Может, чувство приближающегося рассвета. А, может, и то, и другое одновременно. Главное, что я начал проваливаться в реальность, как когда-то, совсем недавно, в пропасть длиною девять этажей.
Реальность ощущалась все сильней своей мерзкой зябкостью, запахом дождя и затекшей рукой. Мне не хотелось пробуждаться – пускай пустота, пускай даже кошмары, лишь бы не то, что есть, не то, в чем живу.
Я открыл глаза. Вокруг – лишь белый, густой туман, жирными каплями заполонивший все, да проглядывающие сквозь него силуэты антенн. Моя голова упирается в кирпичную кладку вентиляционной трубы. На расстоянии вытянутой руки валяется покинутое всеми, пустое тельце пивной банки. Я на крыше моего дома.
Я сел, пытаясь размять правую руку, снова пустить кровь к мышцам, снабдить их кислородом – она побежала по сосудам свободно, создавая странную помесь боли и удовольствия.
По идее, мне сейчас надо бы засомневаться в существовании проникающего сквозь веки света, назойливо вырвавшего меня из забытья, врачей, носящих дурацкие галстуки, и времени, отведенного на решение-жизнь или решение-смерть… Но я почему-то знал, что все это было со мной, что все по-настоящему.
Я поднялся на ноги, ощущая внутри головы всю ту же прозрачность, что и тогда, в «комнате для допроса». Не знаю, что ЭТС затрагивает внутри головы, но это здорово прочищает мозги.
Вдали (если смотреть чуть правее пожарной вышки), через пустырь, виднелись дома-коробки семнадцатого микрорайона, в которых загорались бледные из-за тумана окна-огоньки – люди просыпаются, чтобы иди спать на работу. Людям хорошо – они проспали мой полет, они проспали тот странный разговор, они ВСЕ ПРОСПАЛИ…
Несмотря на то, что окончательно замерз, я просидел на крыше, пока полностью не рассвело. Затем подобрал пустую банку, положил ее в карман и проделал обратный путь, отсчитывая ступеньки, до пятого этажа. Ключи доставать не пришлось – я не закрывал входную дверь. Ведь я, по сути, когда решился залезть на крышу, от всего отказался: ни мебель, ни вещи, ни мой любимый компьютер, ни, собственно, сама квартира, мне были не нужны. А вон как смерть повернулась.
Я толкнул дверь, но она, вместо того, чтобы, легко поддавшись, отвориться, лишь чуток приоткрылась. Упершись плечом, я попробовал навалиться всем телом. Бесполезно! Что-то явно держало ее изнутри.
Топ-топ-топ… Кто-то спускался с верхнего этажа. Я обернулся.
– Доброе утречко, Андрей Николаевич, – поприветствовал я соседа.
– А-а-а… И тебе того же, – как всегда пасмурно отозвался сосед, – что, только домой пришел?
Я кивнул.
– Эх, молодость, молодость… Иди, отсыпайся, – подмигнул мне, не пойми с чего заулыбавшийся мужик.
– Да я б с радостью, только вот дверь что-то не поддается, – виновато пожал я плечами. – вон, только немножко и приоткрылась.
– Помочь что ли? – то ли у меня, то ли у самого себя спросил сосед.
– Если можете.
Андрей Николаевич – мужик раза в полтора больше меня и вширь, и ввысь, так что у него вполне могло получиться.
Он подошел к упертой двери, покачал ее, насколько это было возможно