характера, веками вытачивавшиеся на жестоком станке истории и составлявшие гордость страны и народа, безвозвратно сводятся на нет.
Чем равноценным и генетически сходным – ибо несходное не приживется и будет горячечно отторгнуто, как чужеродная ткань после дилетантской пересадки, – можно заменить эту ценностную опору? Причем заменить поскорее, ибо время не ждет, и единственно, чего сейчас по-настоящему не хватает нашей стране, на все остальное до сих пор несметно богатой – это государственников-праведников, рассредоточенных, как и положено при нашей цивилизационной модели, по всем социальным и профессиональным слоям. Управленческий аппарат, головокружительно распухающий (ведь все в него рвутся) и изобретающий себе все новые и новые невозбранные кормушки (потому что рвутся в него именно для этого), грозит стать опасностью страшнее терроризма; с этой опасностью вообще бессмысленно бороться одними лишь организационными и правовыми мерами. Такая борьба оказывается не более чем переливанием жидкости из одного сосуда в другой, только перетекает по закону сообщающихся сосудов от одной организации к другой не жидкость, а коррупция.
По-настоящему победить можно, лишь победив духовно, мотивационно. Ясно, во всяком случае, одно: идеал личного успеха и обогащения, многими столь любимый и столь настойчиво внедряемый, тут не только не годится, но прямо работает против.
Сентябрь 2010
Зачем народу смысл
После выхода моих последних работ, как публицистических, так и капитальной «Танской бюрократии», меня порой спрашивают: а ежели так, то какие идеи могут быть использованы в качестве духовной опоры нашей современной бюрократии? Ясно же, что конфуцианство, столь хорошо служившее китайской империи и ее управленческому аппарату в течение двух тысяч лет, нам не подойдет. Должны ли такие идеи быть национальными, религиозными или какими-то еще?
Но, во-первых, идеи ведь должны лежать не в основе бюрократии. Бюрократия, как, скажем, и армия – это часть народа. И если народ не имеет духовного стержня, высокой мотивации, то и армия, и бюрократия ее иметь не будут.
С другой стороны, необходимость иметь идейную основу государственной деятельности вообще многими отрицается, шельмуется как угроза установления или возобновления идеологического гнета и уж сразу до кучи – террора. Со времен перестройки у нас толком и сказать ничего нельзя, ни попробовать обсудить, ни попробовать посоветовать – сразу набежит кто-нибудь не в меру шустрый и обвинит в подлом желании оправдать сталинские репрессии, а то и вернуться к ним.
Но и те, кто не разделяет столь демократических убеждений, ограничиваются в основном бесконечными перечислениями творящихся бесчинств, с горьким сарказмом поминая к делу и не к делу то Куршевель, то «Челси» Абрамовича, и в лучшем случае вздыхают: при СССР была правильная национальная политика, а теперь ее нет, и вот вам результат.
Их не наводит на размышления даже бьющий