тебе наши соседи? – спросил он, вытирая тарелки до чистого скрипа и убирая их на полки.
– Милые, только не пьющие совсем.
– Разве это плохо?
– Мне кажется, люди не употребляют крепкие напитки по двум причинам: либо они пьяницы в душе и прекрасно об этом знают, давая зарок трезвенника, либо они находятся на лечении у нарколога. И то, и другое одинаково страшно для их окружения.
– И в кого ты такая умная!? Уж точно не в меня, – отец рассмеялся, обнимая меня за плечи, а я ответила скептическим покачиванием головы. – Эшли, на мой взгляд, прекрасно воспитана. Думаю, из вашей дружбы получится крепкий союз.
– Не знаю. Она очень тихая, а тихони занимают первые ряды предателей.
– Да где ты этому набралась? – изумленно спросил отец.
– Книги учат нас жизни, а сама жизнь нас ничему не учит, наверно к буквам мы относимся с большей верой и уважением, чем к рассказу очевидца и собственному опыту.
Ничего не сказав, отец издал тяжёлый вздох, закрыл шкафчик, а несколько позже пристроился в кресле гостиной, тесно граничащей с кухней, держа в руках газету «Bravado Medicine» и не без тревожного внимания скользя глазами по строчкам в тихом освещении торшера. Пожалуй, в те минуты он искренне сопереживал врачам всего света, которых срамили пациенты, недовольные лечением. Без зазрения совести они разбивали невинную докторскую репутацию мелкими доказательствами, говорящими в пользу профессиональной некомпетентности лекарей. И дойдя до места, где на ересь исцеленного давал комментарий сам предмет сего обсуждения – в частности бакалавры медицины – он вздыхал с такой участливой грустью, будто бы сам присутствовал там и был посвящён во все подспудные детали. Он считал врачей – коллегией святого братства, неприкосновенность которой должна быть почитаема без оговорок, вероятно, потому что сам относился к той коллегии.
Я поднялась к себе и завороженно припала к оконному стеклу. Страшная история Эшли вертелась в голове, как отрывок заученных стихов, а сумрачный вид особняка будоражил и волновал своей тайной мое сознание. Пепельные облака, несущиеся над крышей, тянулись бесконечной пеленой. Казалось, ею они оберегают убогий дом от святости соседних зданий, способных нарушить ауру смерти вокруг. Тревожимая мыслями о доме Ньюмана я закрыла глаза лишь под утро.
2.
Ночью прошёл ураган, превративший труды Клерка Митча – прилежно сложенные скирды высохших листьев – в беспорядок осеннего ковра. Последствия не миновали и наше жилище: спозаранку под окнами отец обнаружил адресную табличку нашего дома, сорванную с лицевой стороны фасада.
Мы позавтракали в гостиной ещё свежими булочками, принесенными миссис Митч в честь новоселья, и тёплым какао. Отец выглядел крайне изнурённым. Я была уверена, что он так и не заснул до рассвета, блуждая в тюрьме собственных воспоминаний. О том твердили светло-русые взлохмаченные волосы и серо-зелёные глаза, покрасневшие от нечеловечьего напряжения. Снимая аккуратные круглые очки, он тёр их кулаком