похлопать меня по плечу, то слегка приобнять, то, давая какое-нибудь поручение, мог многозначительно задержать мою руку в своей потной и холодной ладони. Все это не ускользнуло от внимательных глаз моих коллег и, конечно же, Аллочки и горячо обсуждалось в кулуарах. В конце концов Аллочка даже высказалась по этому поводу:
– Пусик! Кажется, тебя прочат в официальные любовницы!
Этим, по сути оскорбительным, собачьим (или кошачьим) именем Аллочка называла меня в особые периоды своего благорасположения. Сначала был «лапусик», потом стал просто «пусик». Каждый раз меня при этом всю передергивало, внутри я страшно бесилась и злилась. Аллочка прекрасно это понимала и этим наслаждалась. Я сдерживалась изо всех сил и старалась подавить нараставшее раздражение, что еще больше придавало пикантность ситуации.
Как оказалось, «официальная любовница» была и у доцента! Для меня это открытие было шоком! Поведала об этом, конечно же, Аллочка. Это была Зинаида Павловна, женщина средних лет. Работала она на кафедре давно, ассистентом, без всяких научных степеней, была членом партии (КПСС) и партии доцента и являлась самой преданной его почитательницей. Доцента она обожала. Мне тогда она казалась очень пожилой дамой, хотя с доцентом они были ровесниками. О возрасте доцента я тогда не задумывалась, для моей влюбленности это не имело никакого значения.
Наверное, для З.П. доцент стал той последней «лебединой песней», которая случается в жизни каждой женщины…, или почти у каждой. Она мне нравилась: спокойная, дружелюбная, всегда готовая помочь. Этим она выгодно отличалась от остальных кафедральных дам. Но в роли любовницы доцента я совершенно не могла ее представить! Тем не менее, это было правдой, и все об этом знали. Уже давно!
Видя мое ошеломленное лицо, Аллочку просто распирало от злословия:
– Представляешь, Пусик! У нее муж, две дочери, а она, наплевав на свою репутацию, таскается к нему каждый день! Готовит, обстирывает, ухаживает, да еще и спит с ним! И это в институтском общежитии для семейных. Доцент ведь живет в общежитии. Ему так и не дали квартиру! И все это видят!
Аллочка сладострастно шептала мне эти подробности на ухо, округлив глаза:
– А сама… «ни кожа, ни рожа»! Лицо и фигура как у кобылы! И, к тому же, он ей постоянно изменяет! Ни одну юбку не пропустит. А она все терпит!
От нескрываемой злобы, с которой Аллочка выдала мне эту информацию, меня передернуло:
– Врешь ты все! – не выдержала я. – Зинаида Павловна очень приятная женщина!
– Угу, приятная! – процедила Аллочка. – За доцента готова любой в морду вцепиться! И как только не стыдно!
Аллочка считала себя первой красавицей и на кафедре, и в больнице. «Уж не тебе ли пыталась вцепиться в морду?!» – осенила меня внезапная догадка. То, с какой страстью и рвением она при доценте «проезжалась» по поводу С.С, выдавало ее с головой, и было явно непросто так. После этих откровений я и сама стала кое-что замечать.
Ежедневные