лицо его сделалось.
А хозяин продолжил:
– А дело тебе
Вот какое исполнить надобно:
Недалече отсюда селение есть,
Население – сплошь бездельники,
Оборванцы, воришки и прочий сброд,
Потому и живут они впроголодь.
Но зато их детишек в каждом доме полно.
Я бы к делу давно приучил их,
секрет
Многодетности тоже бы выведал,
Но работать они на меня не хотят,
Про секрет свой молчат, насмехаются,
И ничто с ними сделать не в силах я,
Видно есть у них кто-то в защитниках.
Вот пойди в то село и защитника мне
Предоставь. И тогда всё исполню я,
Дам тебе я богатство несметное.
Не сдержался на то Селиван-великан:
– Ты не жди от меня в этом помощи!
Против бедных людей не могу я идти,
Это дело совсем не доброе!
– Не пойдёшь – побежишь,
Как узнаешь, что я
К ним пожары пошлю великие,
Всё селение и население —
Всё сгорит, ничего не останется.
Только ты, только ты, Селиван-великан,
Можешь их уберечь от бедствия.
Приведи ко мне их защитника,
Ничего я ему не сделаю,
Пусть поможет он мне с наследником,
Ты же сделаешь доброе дело,
И оно по душе тебе будет.
– Нет, не будет! Ты врёшь, Перевёртыш!
– Погоди ты и зря не журись, Селиван, —
Перевёртыш опять изменился,
Стал дедком небольшим и уютным,
И в одежде простой, деревенской,
Только лысина так же светилась
В обрамлении редких седин
Голос тоже стал сладко-умильным:
– Сразу нет? Ты подумай сначала,
Ты селенье спасёшь от пожара,
Скольким душам не дашь ты погибнуть,
Мне с наследником тоже поможешь.
А в итоге и долг свой уплатишь,
Да и сам заживёшь, словно барин…
Ладно, думай, даю тебе сроку
До утра. Я не злой и не вредный,
Но откажешься – всем будет худо.
– Что же утром?
– Их утром не станет.
И не станет тебя. Ты пойми,
По злодейской природе своей
Поступить не могу я иначе…
Всё, устал я, ты думай, решай,
Мне ж пора отдохнуть, подкрепиться,
А чтоб ты не сбежал, я, пожалуй,
Уложу-ка тебя на засыпкровать:
Без заветного слова не проснуться тебе,
А скажу я его только утречком, —
Засмеялся старик и руками взмахнул,
И засыпкровать появилась вдруг,
Из грубых досок сколоченная,
По размеру как раз Селивану была,
И ни чем не была застелена,
В подголовье полено положено.
Селивану же это
было всё нипочём,
На кровать он упал, как подкошенный,
Богатырским сном он уснул тот час,
По-младенчески сладко причмокивая.
Те же