таким и остался, а кто был паршивцем – остался паршивцем. Наверное, другие, глядя на меня, тоже что-то такое подумали. Но меня это тогда поразило. Ведь как странно: работаешь над собой и думаешь, ты изменяешься, развиваешься. А другие глянут и тотчас увидят, что ты тот же самый, каким был всегда.
– Пессимисты вы, европейцы! Вы, уроженцы Старого Света, никак не уразумеете, что мир изменяется, а вместе с ним изменяются и люди, для вас нет ничего нового.
– Давай пройдемся по берегу. Дождь почти перестал.
Закутавшись в полотенца, они побрели вдоль берега, у самой воды. Босиком было холодновато идти по мокрому песку, они сразу взбодрились.
– Знаешь, я не пессимист. Я всегда надеюсь, что моя жизнь станет лучше.
– Я тоже.
Потом дождь снова припустил, и они вернулись в дом Сьюзен. Оба озябли. Пока Ричард принимал душ, Сьюзен спустилась в подвал и включила отопление; пока Сьюзен принимала душ, Ричард развел огонь в камине. Он надел халат, принадлежавший отцу Сьюзен, – красный, теплый, из мягкой шерсти, на шелковой подкладке. Мокрую одежду они повесили сушиться, потом возились с самоваром: сняв его с каминной полки, разбирались, что и как надо сделать, чтобы приготовить чай. Потом устроились на диване, она – сидя по-турецки, в одном углу, он – в другом, поджав ноги под себя. Они молча пили чай и смотрели друг на друга.
– Скоро я уже смогу надеть свое.
– Оставайся. Ну что ты будешь делать в такой дождь? Сидеть сиднем в пансионе, один?
– Я…
Надо было сказать, что он не хочет навязываться, быть в тягость, нарушать ее планы. Но ведь это пустые отговорки. Он видел: ей с ним хорошо. Он видел это по ее глазам, слышал в звуке ее голоса. Он все улыбался – поначалу из вежливости, потом смущенно. Что, если вся эта ситуация пробуждает у Сьюзен ожидания, которых он не сможет оправдать? Но она вдруг, вытащив из стопки возле дивана какую-то книжку, принялась читать. Она так спокойно сидела в своем углу и читала – всем довольная, с таким непринужденным и самодостаточным видом, – что и он, поглядев на нее, почувствовал, как постепенно успокаивается. Поискав, он выбрал себе книгу, показавшуюся занятной, однако не стал читать – сидел и смотрел на поглощенную чтением Сьюзен. Смотрел и смотрел, наконец она подняла голову и, встретив его взгляд, улыбнулась. Он ответил улыбкой, почувствовав, что окончательно успокоился, и принялся за свою книгу.
В пансион он вернулся около десяти, Линда и Джон смотрели телевизор. Он сказал им, что завтрак для него готовить не нужно, он позавтракает у молодой женщины, которая живет в домике по этой же улице, всего в миле отсюда, – они вчера вечером познакомились в ресторане.
– А разве она не в большом доме живет?
– Она уже давно там не живет, если приезжает одна.
– Ну здравствуйте! В прошлом-то году…
– В прошлом году она приехала одна, но у нее все время кто-нибудь гостил.
Ричард, слушая своих хозяев, понимал чем дальше – тем меньше.
– Вы говорите о Сьюзен… – И тут он сообразил,