все. Уж не знаю, где она это берет. А спрашивать неудобно. Может, знакомые какие отдают. Все вещи дорогие, приличные. Хорошая женщина Татьяна Сергеевна, душевная.
– Так чего ж она тогда, семь лет назад, за тебя не заступилась?
– Она заступилась. Только никто ее не послушал. Не могли они ее послушать, возможности такой не было. Да ты сама все знаешь…
– Ну да. Помню. Что ж, держись, подруга… Что я могу тебе еще сказать? Нет, я бы точно денег дала, если б у меня были. Говорю же, мой меня круто прижал! Даже в Новый год никуда не едем! Господи, дался же мне этот Новый год… Нет, правда, когда такое было-то? Настраиваешься весь год на этот дурацкий праздник, а что выходит? Дома встречать, в семейном кругу перед телевизором? Какая мне на фиг радость от этого семейного круга? И тем более от телевизора? Да еще и домработницу, зараза, уволил…
Верка вздохнула тяжко, осела на табурете мягким кульком, запахнув на коленях полы норковой шубы. Потом встрепенулась, глянув на часы, подскочила резво:
– Все! Побежала я, Леська! Мне еще в магазин за продуктами заехать надо! Я ж теперь не просто мужняя женщина, я еще и кухарка! Надо ужин готовить! Хотя кулинарка из меня, как из балерины шпалоукладчица… Не провожай, я сама за собой дверь захлопну!
Чмокнув Лесю в щеку и взмахнув полами легкой шубки, она проплыла по коридору к входной двери, как сытая черная моль. Леся смотрела ей вслед улыбаясь – хорошая девка эта Верка! Верная подруга детства. Приходит, не забывает… Правда, она не дружить, а скорее самоутверждаться на ее фоне приходит, но все равно хорошая. А кто не без греха? Приятно же осознавать, что кто-то в сто раз хуже тебя живет. Нормальное, вполне женское чувство…
– Вер! Погоди, Вер! – неожиданно окликнула она ее в черную норковую спину.
– Чего? – уже у самой двери притормозила Верка и обернулась.
– А мне сегодня нагадали, что у меня скоро все хорошо будет… Чтоб я жила пока, как трава под снегом, пригнувшись, а потом снег растает, и…
– … и все прямо с неба на тебя упадет! Прямо в руки! Богатый мужик тебя в этой съемной хате найдет и с чужим ребенком замуж возьмет! – неожиданно зло проговорила Верка, возясь с замком. Открыв дверь и ступив одной ногой в парадную, застыла на секунду, потом обернулась, произнесла грустно: – Дура ты, Леська, дура. И раньше дурой была. Тебя жизнь бьет, а ты все никак не поумнеешь. До сих пор в сказки веришь…
Вот так. Получила от подруги. Спасибо, утешила. И зачем приходила, спрашивается? Она и сама знает, что не шибко умна. Была бы умной, жила бы сейчас в законных невестках Хрусталевых, носила бы норковые шубки, как Верка, да на кризис бы с высоты своего благополучия так же красиво жаловалась. Хотя при чем тут… В той ситуации никакой ум ей вовсе бы и не пригодился. И вообще, хватит об этом думать! Столько уже думано-передумано, пролито горячих слез в одинокую ночную подушку, найдено объяснений и самой себе сомнительных оправданий… Вот именно, что сомнительных. Нет ей никаких оправданий. Что было, то было. От реального факта никуда не денешься, как сказал тогда свекор Алексей Иванович.
А