в убийствах? Он вполне может быть замешан в других делишках. Раз уж мы тут, надо его допросить хорошенько, а лучше всего было бы изолировать хотя бы временно.
Доронин грустно посмотрел на меня и сказал:
– Предупреждал меня мой предшественник, что отделение он мне передает то еще. И граждане очень уж волнительные, а гражданки просто чумные, он через них поседел и заработал язву. Я тогда не понял, о чем он толкует, а теперь вижу, что он прав был.
После этой отповеди Доронин прошел в квартиру, оставив меня на лестнице терзаться догадками о том, кого он имел в виду, говоря про чумных гражданок. Старушка оказалась тут как тут и участливо встряла.
– Правильно, милая, – поддержала она меня. – Надо его посадить. Сил моих нет больше с ним соседствовать.
Я мысленно сосчитала до ста, но это не помогло, и так как старушка продолжала торчать в опасной близости от меня, то от легкого нокаута ее спас только топот Маришиных ног на лестнице. То, что это были именно Маришины ноги, я не сомневалась, слишком часто мне приходилось их слышать.
– Они его схватили? – взволнованно спросила она. – Он сопротивлялся?
– Схватили и сопротивлялся, – мрачно подтвердила я.
– Чего же ты тогда такая мрачная? – удивилась Мариша. – Радоваться надо, преступник пойман и всего за какой-то час с небольшим.
– Он не преступник, – окончательно погружаясь во мрак отчаяния, ответила я. – То есть он, конечно, преступник, но в твоем деле не виноват. Он провел дома все время, когда должен был таскать трупы. У нас и свидетель имеется, – кивнула я головой в сторону протезированной бабульки.
Мариша оценила пронырливую внешность старушки и поскучнела.
– Может, вы ошибаетесь? – с надеждой в голосе спросила она у старушки.
– Нет, милая, – с плохо скрытым злорадством заявила бабулька. – Я за ним специально следила. – Он из квартиры ни на шаг. Я даже на ночь специально приклеивала к его дверям свой собственный волосок, а утром он был на месте, и это был именно мой волосок. Значит, никуда соседушка не выходил.
Против такого аргумента нам выставить было нечего. Мы вздохнули и поплелись в квартиру приносить свои извинения, но, придя туда, мы выяснили, что в них там никто особо не нуждался. Доронин с Вовчиком сидели рядком на диване и пели дуэтом.
– Да что ты мне, начальник, говоришь, – говорил Вовчик. – Мне ли эту парочку не знать. Они мне сколько крови перепортили. И она, и ее женишок. А ее коварная подружка чего стоит! Любому мужику может мозги так закрутить, что он в себя до конца дней не придет.
– А ведь меня предупреждали, – жаловался ему Доронин. – А я не принял слова товарища майора к сведению. Теперь бы не сидел тут дурак дураком, не зная, как перед начальством отчитаться.
– А я-то, дурак, обрадовался, когда ее увидел, – сокрушенно вздохнул Вовчик и умолк.
– Товарищ Доронин, – строго произнесла Мариша, и от звука ее голоса того перекосило, – зачем вы беседуете на личные темы с беглым