захохотала Пеппи и выплюнула зёрнышки.
Девочка двинулась было дальше, но Пеппи её снова остановила:
– А уши у него, словно лопухи, свисают до плеч?
– Нет, – сказала девочка и обернулась: – А вы что, видели человека с такими ушами?
– Нет, не видели, таких людей не бывает. Во всяком случае, в нашей стране, – добавила Пеппи после паузы. – Вот в Китае – дело другое. Однажды в Шанхае я видела китайца с такими большими ушами, что они служили ему пелериной. Вот хлынет, бывало, ливень, китаец прикроется ушами – и порядок: ему тепло и сухо. А когда во время дождя он встречал друзей и знакомых, он и их прикрывал своими ушами. Так они сидели и пели свои грустные песни, пока дождь не проходил. Звали этого китайца Хай-Шанг. Поглядели бы вы, как он по утрам мчался на работу. Он всегда прилетал буквально в последнюю минуту, потому что любил поспать. Он выбегал на улицу, расставлял свои огромные уши, ветер надувал их, словно паруса, и гнал Хай-Шанга с невероятной скоростью…
Девочка, раскрыв рот, слушала Пеппи, а Томми и Анника даже перестали жевать груши.
– У Хай-Шанга было столько детей, что он их и сосчитать не мог, – не унималась Пеппи. – Самого младшего звали Петер.
– Это китайского-то мальчика звали Петер? – усомнился Томми. – Не может быть!
– Вот и жена Хай-Шанга так говорила. Китайского ребёнка нельзя называть Петер, твердила она своему мужу. Но Хай-Шанг был невероятно упрям. Он хотел, чтобы его младшего сына звали Петер, и никак иначе. Он так разозлился, что сел в уголок, накрылся своими ушами и сидел там до тех пор, пока его бедная жена не уступила и не назвала мальчика Петером…
– Вот это да! – прошептала Анника.
– Петер был самым избалованным ребёнком во всём Шанхае и так капризничал во время еды, что мать его приходила в отчаяние. Вы ведь знаете, что в Китае едят ласточкины гнёзда. И вот как-то раз мама наложила ему полную тарелку ласточкиных гнёзд и кормила его с ложечки, приговаривая: «Ешь, Петерхен, это гнёздышко мы съедим за папу!» Но Петер плотно сжимал губы и мотал головой. И когда Хай-Шанг увидел, как его младший сын ест, он так рассвирепел, что приказал не давать Петеру ничего другого, пока он не съест этого гнёздышка «за папу». А я вам уже говорила, что Хай-Шанг умел настоять на своём. И вот это гнездо стали варить Петеру каждый божий день с мая по октябрь. Четырнадцатого июля мать попросила Хай-Шанга дать Петеру две тефтельки. Но отец был неумолим.
– Всё это глупости, – сказала вдруг чужая девочка.
– Вот именно, буквально эти слова и произнёс Хай-Шанг, – подтвердила Пеппи, нимало не смутившись. «Всё это глупости, – сказал он, – мальчик может съесть это ласточкино гнездо, надо только сломить его упрямство». Но, когда Петеру предлагали гнездо, он только сжимал губы.
– Как же этот мальчик жил, если он ничего не ел с мая по октябрь? – удивился Томми.
– А он и не жил. Он умер восемнадцатого октября – «из чистого упрямства», как сказал его отец. Девятнадцатого его похоронили. А двадцатого октября прилетела ласточка и снесла яйцо в то самое гнездо, которое всё ещё