созвездия в сердце мое!
Падаль
Запомнили ли вы, что мы выдали, крошка,
В час сладкий утренних лучей:
Как падаль гнусная лежала па дорожке,
На ложе жестком из камней.
И ноги в воздухе, где яд и запах потный,
Как женский похотливый пот,
Показывали нам цинично, беззаботно
Гниеньем пахнущий живот.
На падаль солнце луч кидало из лазури,
Чтоб, в срок дожаривши сполна,
Вернуть сторицею торжественной Натуре,
Что сбила в целое она.
И небо остовом гордилось в любованьи,
Как распустившимся цветком;
Воняло так вокруг, что были в состояньи
Вы на траву упасть ничком.
Над вонью падали рой мух, жужжа, кружился,
И, схож с похлебкою густой,
Там легион червей из живота сочился,
Ползя по ветоши живой.
И это всё росло, как волны, поднималось,
Треща в движениях своих;
Казалось, остов жил, и тело размножалось
И пухло в выдохах пустых.
Мир этот издавал таинственные звуки,
Как ветер, как вода течет,
Как зерна в веялке, когда их крутят руки
Размеренно взад и вперед.
И стерлись контуры и стали лишь мечтами,
Неясным очерком на том
Забытом полотне; его бы мог на память
Художник дописать потом.
Пес потревоженный на нас из-за уступа
Свой злобный вскидывал зрачок
И мига ждал, когда он вырвет вновь из трупа
От страха брошенный кусок.
– Но всё ж и вам, и вам заразой стать ужасной
И грязной падалью такой,
Звезда моих очей и жизни свет прекрасный,
О страсть моя и ангел мой!
Такой же станете, о королева граций,
Вы после таинств гробовых,
И будет плесенью костяк наш покрываться
Между цветов и трав густых.
Тогда, о красота, скажи толпе, в лобзаньи
Тебя съедающих червей,
Что форму я навек сберег и содержанье
Распавшейся любви моей!
De profundis clamavi[2]
К Тебе, единственно любимый мной, взываю
Из темной пропасти, куда душой упал.
Свинцовый небосвод угрюмый край обстал,
Проклятья с ужасом во мраке источая.
Здесь на шесть месяцев раскинет ночь покров,
Шесть месяцев других – здесь диск
нелучезарный,
И этот край голей, чем даже край полярный,
Ни зелени, ни рек, ни зверя, ни лесов.
Нет в мире ужаса подобного, такого,
Как жесткость холода светила ледяного,
И с древним Хаосом схож здешний мрак ночей.
Завидую судьбе последних я зверей,
Что в спячку глупую уйти