много мужества и храбрости было у этой женщины!
Приближалась осень 1944 года. Жизнь в Александровке во всех отношениях входила в обычную колею. Также обстояло дело и в семействе Алешкиных. Но осень и будущая зима требовали от Кати новых забот. Ведь с этого года все трое детей пойдут в школу… Все вылезли из своих одежонок, да и износили их. Нужно думать о том, как и во что их одеть. Стал и второй вопрос: чем и как отапливаться зимой.
До войны топливом квартиру Алешкиных снабжали завод и больница. Во время боев, шедших вокруг станицы, а затем и в период оккупации ее фашистами, об отоплении как-то и не думали. Жгли, что попало под руку: плетни собственных огородов, заборы, разваленные сараюшки. Теперь все это восстанавливалось вновь, а дров не было.
Просьба Алешкиной о помощи в этом вопросе со стороны завода осталась без результата. Обращаться в больницу было бесполезно, там и сами-то не знали, чем будут топить.
После того как Эла услышала сетования матери на эту тему, она сказала:
– Мама, а почему бы не набрать валежника на том берегу Терека, там его много. Я, когда купалась и переплывала на ту сторону, так видела, собрать быстро можно будет.
– Что ты, дочка, а как его переправишь, моста-то еще через реку нет. Нет, это пустая затея.
Но достаточно самостоятельная девушка (а 15-летняя Эла к этому време ни действительно как-то незаметно превратилась из нескладного, долгоногого подростка в стройную, хорошо развитую девушку. Конечно, излишняя худоба от постоянного недоедания, да утомленный вид от большой домашней работы, выпадавшей на ее долю, немного портили ее, но, тем не менее, ее одноклассники, да и другие подросшие парни в станице стали заглядываться на нее.) решила поступить по-своему.
Хотя подходил к концу сентябрь месяц, в Александровке стояла ясная и теплая погода, да и вода в Тереке, по мнению Элы, была еще не очень холодна, и она решилась.
В один из дней, когда мамы не было дома, отважная девушка переплыла на противоположный берег, набрала внушительную вязанку хвороста и валежника, связала ее взятой из дома веревкой и поплыла с это вязанкой обратно. Дело это оказалось непростым. Бурное, быстрое течение горной реки вырывало из рук Элы вязанку, и, хотя большую часть дороги она брела по пояс и грудь, а плыть пришлось полтора-два десятка метров, тем не менее, вытолкнув наконец свою намокшую вязанку на берег, где ее поджидали сестренки, девушка, обессилев, повалилась на влажную гальку.
Общими усилиями хворост перетаскали в огород и разложили для просушки за маленьким хлевушком, стоявшим за избенкой. В этот день Эла смогла сделать еще только два рейса. Имея опыт, она уже не набирала больших вязанок, и пока шла по дну, несла вязанку на плече, а когда плыла, старалась держать ее на голове. Таким образом хворост не намокал, и течение вязанку не тянуло.
Такую, прямо скажем, непосильную для юной девушки работу, Эла делала в течение недели и сумела заготовить порядочно хвороста.
В вопросе отопления помог и