она заглянула ему в глаза и, едва коснувшись губами щеки, тут же отстранилась.
– Спасибо.
– С годовщиной!
– Спасибо, Додо. И тебя, – повторила она.
Скотт каждый раз невольно вздрагивал, когда слышал мягкий южный выговор любимой из уст незнакомой исхудавшей женщины, но чувствовал, что где-то в ней все еще жила его юная неугомонная Зельда.
Доктор тоже поздравил супругов.
– Какая у вас дата? – поинтересовался он.
– Семнадцать. – Зельда неуверенно посмотрела на Скотта.
– Семнадцать лет, – кивнул он, не зная, радоваться этому или нет.
Число казалось таким же призрачным, как и сам брак. Зельда провела в клиниках добрую половину замужества. В минуты отчаяния Скотт задавался вопросом, была ли она вообще когда-нибудь здорова. Может, он и полюбил ее за безумие?
– Развлекайтесь, – напутствовал их Кэрролл.
– Спасибо.
Зельда крепко держала Скотта за руку, пока они шли через сводчатый коридор навстречу ясному дню, и отпустила лишь, когда он открыл дверцу машины и галантно помог ей сесть.
На пассажирском сиденье лежал подарок, купленный им в магазинчике отеля.
– Додо, это вовсе не обязательно.
Скотт сел и запер дверцы машины:
– Ерунда, пустячок.
– А у меня для тебя ничего нет… – Зашуршав оберткой, Зельда вынула коробку конфет. – Неужели это то, что я думаю?.. Проказник! Ты же знаешь, я обожаю арахисовый грильяж!
– Этот с пеканом.
– Как мило! Дорогой, но мне, наверное, нельзя.
– Я никому не скажу.
– Тогда присоединяйся.
– Помочь тебе избавиться от улик?
– Именно.
Они легко играли в заговорщиков, им было не привыкать. В другой жизни оба славились экстравагантными выходками, часто мелькали на обложках журналов и бульварных газет. И, кажется, от того, что его закат привлек меньше внимания, он был куда менее болезненным. Из-за этого Скотт ощущал некоторую вину, словно должен был сделать что-то невозможное для спасения жены.
Выезжая с территории клиники, он всегда чувствовал себя так, будто они с Зельдой наконец-то вырвались на свободу. Конечно, это была только иллюзия, но каждый раз он с удовольствием воображал, будто они обычная парочка на увеселительной прогулке. Даже машину он вел иначе. В Принстоне ему не раз доводилось бывать свидетелем аварий со смертельным исходом, и теперь, когда поздней ночью кто-то из его подвыпивших друзей гнал машину по темным дорогам Лонг-Айленда или французской Ривьеры, ему было страшно. Поэтому, пьяный или трезвый, обычно он старался вести машину очень аккуратно и медленно, так что иногда из-за этого и сам представлял угрозу для других водителей. Вот и сейчас вместо того, чтобы затеряться в общем потоке, Скотт навлек гнев всех, кто вынужден был за ними плестись.
Обогнав их, какой-то водитель грубо гаркнул, обернувшись:
– Дома сиди, придурок!
Скотт даже бровью не повел.
Зельда