Они стояли на узкой тропинке, загораживая нам проход, и пропускать никого не собирались. Недоросль сделал большой глоток, громко отрыгнул и наконец начал ритуал ограбления.
– Чо, мужики, закурить есть?
Сергей Владимирович глубоко затянулся папиросой, выдохнул ядовитый дым в лицо главшпану и сообщил: «Некурящий». После чего филигранно точным движением отправил свой окурок прямо в бутылку потенциальному грабителю. «Казбек» прощально пшикнул, из горлышка показался дымок. А я внутренне собрался, понимая, что вот прямо сейчас и прямо на этом берегу закончатся две блистательные журналистские карьеры. Но я ошибся. Из главаря как будто выпустили воздух. Не отводя глаз от Сергея Владимировича, он сдал в сторону – и следом раздалась вся его компания. Мы пошли дальше, и через пару шагов нас догнало бормотание.
– Ну нету, так нету, не вопрос, чо… Мы спросили, нам ответили, всё нормально…
Уже выйдя на проспект, я всё-таки поинтересовался.
– Серж, а ведь сильно рисковали. Я бы на твоем месте «Казбека» предложил. А так нас прямо там могли закопать.
Он посмотрел на меня и широко улыбнулся.
– Господь с тобой, Костюшок. Вот если бы предложил, тогда закопали бы обязательно.
Возможно, это неправильный вывод, но с тех пор я не подаю милостыню.
Выбравшись к цивилизации, мы приступили к загулу и кутежу по всем правилам этого древнего искусства. Несмотря на десятилетнее воздержание, алкоголь не оказывал на Сергея Владимировича почти никакого действия. Глубокой ночью в квартире общих знакомых я понял, что более не могу продолжать банкет и заснул на пуфике в прихожей под раскатистый баритон, доносившийся с кухни:
Багровый! И белый! Отбр-рошен и скомкан!
В зелёный! Бросали гор-рстями! Дукаты!
А чёрным! Ладоням! Сбежавшихся окон!
Раздали гор-рящие! Жёлтые! Карты!
Утром его уже не было. Пока я спал, он отправился в трёхнедельный колоброд, и о том, что с ним происходит, я узнавал либо от знакомых, либо из новостей.
Наиболее известным эпизодом его эскапады стал конфликт на левобережной оптовке. Примерно на восьмой-девятый день Сергей Владимирович добрался до своих друзей-грузчиков, работавших на этом рынке – самой большой и дешёвой барахолке города. Добрался очень вовремя: всю имевшуюся наличность он к этому времени пропил, а грузчики как раз шли за дневным расчётом.
Он не пошёл с ними в кассу в сырое и вонючее административное помещение; сказал, что подождёт на солнышке. И пока ждал, услышал, как продавцы фруктов, азербайджанцы, о чём-то чересчур шумно щебечут по-своему, показывая на него пальцем. Походкой каменного гостя он подошел к кавказцам и потребовал в его присутствии говорить на языке приютившей их империи. Ответом ему был взрыв смеха и потоки чужестранной речи, слегка подёрнутые рябью русского мата. Этого наш эстет перенести не мог – ковбойским жестом он сорвал с пояса козырный пейджер – последний атрибут своего места в профессиональной иерархии – и с размаху запустил им в ближайшую