Выборы на фоне Крыма: электоральный цикл 2016-2018 гг. и перспективы политического транзита
власти в результате моральной усталости общества и элит и нарастанием нерешаемых внутренних проблем страны. Рейтинг В. Путина вознесся на недосягаемые ранее высоты. Выборы 2018 г. показали, что все, кто пытается выйти за идейные рубежи «посткрымского консенсуса», обречены на маргинальное положение, причем даже в среде интеллигенции. Отсюда совокупный результат К. Собчак и Г. Явлинского – около 2,5 % (при том, что скорее либеральной ценностной ориентации сегодня придерживаются примерно 16 % россиян). Критикуй, что хочешь, в стране всем все недовольны, но не выходи за идейные рубежи – Крым наш, державное могущество, вся наша внешняя политика – вне подозрений.
Реальная поддержка Путина, его «ядро» – 42 %, это те, кого он устраивает как лидер, но голосуют за него почти 80 %! «Посткрымский консенсус» – это уже новый договор между обществом и властью: мы обеспечиваем внешнеполитический курс, но не справедливость и порядок внутри страны, вы со своей стороны можете критиковать все что угодно, но не подвергать сомнению курс В. Путина на укрепление державного могущества. Мобилизация по законам политического жанра требует национального лидера, и именно в этом качестве В. Путин вышел на свои четвертые президентские выборы.
«Посткрымская» картинка наложилась на комплекс архетипов, установок, фобий, которые в совокупности образовали нечто, что можно охарактеризовать как социокультурный код нации или архетипический пласт его сознания. Внешнеполитическая повестка дня затмила собой в 2014 г. внутриполитическую, включая социально-экономическую проблематику, и стала определяющим фактором для формирования общественных настроений. Достаточно отметить в связи с этим, что 79 % россиян поддерживают экономические санкции против Запада (то есть готовы отказаться от западных продуктов питания), введенные российским правительством, а также возможные ограничения на выезд за рубеж – по принципу «на войне как на войне».[88] А ведь еще совсем недавно население страны было крайне чувствительно к любому ущемлению своих непосредственных интересов – в отличие от интересов политических и общегражданских!
«Посткрымский консенсус» оказался намного сильнее во многом потому, что разбудил в россиянах частично спавшие до нынешнего момента, но, как оказалось, всегда готовые проснуться, выработанные историей страхи, мифы, архетипы: восприятие и оценки самих себя, других народов и стран, образы «внутреннего» и «внешнего» врага. Согласно результатам экспертного опроса ИС РАН 2013 г., «…к цивилизационным характеристикам русской мечты, которые в значительной степени коррелируют с тем, что мы определили как социокультурный код, эксперты относят:
• православие;
• сильную централизованную власть;
• державную (имперскую) внешнюю политику;
• духовность в противовес меркантильности» [Бызов, 2013б].
Эти четыре важнейших пункта – своего рода культурологические штампы, содержание которых,