не знаю, что теперь с ними будет.
11:00
Наконец-то едем! Мы в Крыму! Украина осталась позади…
В вагоне сказали, что военные проверяли плечи, потому что искали какие-то следы от оружия. У кого находили или кого пробивали по базе – забирали с собой. Говорят, одного парня забрали, потому что у него на руке была татуировка «Вежливые люди». Теперь я могу писать всё что угодно. Ира тоже проехала, но с трудом. Её паспорт очень долго пробивали. Она уже думала, что всё… Это из-за Саши, конечно, после весны он по-любому в их базе.
17:30
На месте. Устроились нормально. Условия приличные. Над нами – семья из Краматорска с тремя детьми. Рядом – 2 жены ополченцев из Горловки, тоже с маленькими. Они говорят плохие вещи. Говорят, что Горловка уже в кольце. И всех, кто остался, попробуют убить.
Я им не верю. Откуда им знать? Очень боюсь, что объявят военное положение, и МТС отключат. Wi-Fi здесь плохо ловит.
А ещё немного действует на нервы, что тут постоянно летают самолеты. Пассажирские. Но они шумят. Почему я раньше не обращала на это внимание? Таня (это та, которая из Краматорска) пытается объяснить младшему, что здесь нет войны и самолеты эти не стреляют. Дети их боятся, слышат звук – и сразу забегают в мансарду.
И ещё напрягает, что остальные постоянно любят заводить тему «А как там, на войне?». «А вы видели танки?» «А как стреляют, тоже слышали?» А некоторые задают и вовсе идиотский вопрос: «А это правда? Ну, то, что по новостям про вас показывают? У вас что, правда война?» «Нет, это просто спецэффекты!..» – отвечаю.
01.07.14
Кто-нибудь из вас знает, что такое ужас? «Ужас!» – говорите вы. Зубная боль, кофе, пролитый на одежду, гадкая простуда, начальство злое и несправедливое. Но. Когда-то случается действительно ужасное! Мы смотрим в небо и просим Бога, в которого не верим, вернуть нам прежние «ужасы». И забрать ЭТОТ…
Начало июля 2014
Конец. Я часто жду конца, сама не понимаю – чего. Но думаю, думаю каждый вечер, после того, как прощаюсь (да, именно прощаюсь) каждый вечер с родителями (ну, мало ли что, а мы не попрощались). Пансионат ложится спать. Камеры выключаются. И тогда я могу пролезть под закрытыми воротами, мимо охраны, и пойти к морю. Я хожу туда каждый день. Особенно когда на море штиль. Когда я захожу в воду, она кажется теплее, чем была днём. Такая тёмная, тёплая, ласковая. Она словно обнимает меня, зовёт. Говорит, что, когда мы вместе, всё хорошо! Что не надо думать о том, что там, на берегу. О тех, кто на берегу. И мне тогда, только тогда становится хорошо! Вот тогда я и думаю, что вот, вдруг, сейчас, совершенно случайно, волей обстоятельств или судьбы, вот прямо сейчас, пойдут титры и мой фильм закончится. Нет, я не умру, не хочу умирать, я должна жить, я хочу жить!.. Просто жду, когда всё это дерьмо закончится.
Очень раздражает, что мои руки связаны и я ничего не могу с этим поделать. Я желаю вам не оказываться в подобных ситуациях, потому что это – самое ужасное, что может быть. Конец нескоро. Да и конец чего? Так жить, телепаясь между «сдохнуть» и «жить, как крыса, в чужой стране». Практически – одна. А кто