Когда я проснулась, я была одна.
Интересно: если мы спим и нам снится, что мы спим, можем ли мы так же, проснувшись, оказаться в другой, не такой мрачной реальности?
Однажды утром Луду открыла кран, но вода из него не потекла. Это ее напугало. Ей впервые пришла в голову мысль, что она может провести долгие годы, оставаясь запертой в квартире. Проверив запасы в кладовке, она убедилась, что недостаток соли, например, ее волновать не должен. Имелся также значительный, на несколько месяцев, запас муки, кроме этого – мешки и мешки с фасолью, пакеты с сахарным песком, коробки с вином и лимонадом, десятки консервных банок с сардинами, тунцом и сосисками.
Вечером того дня полил дождь. Луду достала зонт и поднялась на террасу, натыкаясь по дороге на ведра, тазы и пустые бутылки. Следующим утром, встав пораньше, она вырыла все бугенвиллеи и прочие декоративные растения, набрала горсть лимонных косточек и посеяла их на грядке, где похоронила мальчишку-налетчика. На четырех других клочках земли она посадила остававшиеся у нее картофелины. На одном банановом дереве висела огромная гроздь с плодами. Она сорвала несколько бананов, отнесла на кухню и показала Призраку:
– Видишь? Орланду посадил банановые деревья для красоты. А нам они пригодятся, чтобы спастись от голода. Точнее, пригодятся они мне, поскольку ты вряд ли любишь бананы.
На следующий день вода в кране появилась. Однако потом она стало часто пропадать, так же, как и электричество. А потом все исчезло полностью. В первые недели Луду больше беспокоило отключение света, нежели воды. Ей очень не хватало радио. Она любила слушать международные новости по Би-би-си или по национальному португальскому радио RDP. Иногда она переключалась и на ангольские радиостанции, даже если ее раздражали постоянные выступления о борьбе против колониализма, неоколониализма и сил реакции. Радиоприемник представлял собой великолепный аппарат с деревянным корпусом в стиле ар-деко и клавишами из слоновой кости. С нажатием на одну из клавиш внутри приемника зажигались огни, и он становился похожим на освещенный город. Луду вертела ручку настройки в поисках различных голосов, и до нее доносились обрывки фраз на разных языках – английском, французском или на каком-то непонятном ей языке Африки:
…Israeli commandos rescue airliner hostages at Entebbe…
…Mao Tse-tung est mort…
…Combatants de l’indépendance aujour d’hui victorieux…
…Nzambe azali bolingo mpe atonda na boboto…
Кроме этого, в доме был проигрыватель. Орланду коллекционировал долгоиграющие пластинки с французским шансоном. Жак Брель, Шарль Азнавур, Серж Реджани, Жорж Брассенс, Лео Ферре. Когда океан начинал поглощать дневной свет, Луду слушала Бреля. Город погружался в сон по мере того, как она тщетно пыталась удержать в памяти ускользающие от нее имена. Солнце узким лучом все еще горело, и мало-помалу ночь и время бесцельно растекались в пространстве. Усталое тело, давящая боль в пояснице и ночь, переливавшаяся оттенками синего… Луду представляла себя королевой, веря, что где-то ее непременно ждут так, как и должны ждать королеву. Но не было никого, кто мог бы ждать ее – ни в одном уголке мира. Город засыпал, птицы были,