дядькой в очках и синем костюме.
«На трудовика нашего похож», – подумал Сашка.
– Ну, проходи, охламон. Что, байстрюк, постричь тебя надо. Это мы мигом, не успеешь даже и глазом моргнуть. Да, что-то у тебя, сынок, и с глазами не порядок, забеги потом к окулисту нашему… этому… как его… её, Алексей-Алексан… тьфу ты… Неважно, в общем.
Толстый дядька принялся водить жужжащей машинкой по Сашкиной голове и напевать «Когда сады-ы-ы-ы цвет-у-у-у-у-т», или что-то вроде того. И показывать пальцами правой руки как играет, будто на трубе. Сашкин сосед дядя Толя эту песню всё время напевает и также рукой показывает.
А вот Павел Борисович оказался плохим парикмахером и случайно отрезал оба уха и кончик носа слегка.
– Как в «Ералаше», помнишь? На, дома пришьёшь, – расхохотался заведующий странными буквами и положил уши Сашке в карман. – Ну, беги, давай, щегол.
Боясь расплакаться от боли, Сашка вновь поплёлся к Марье Ивановне. Он не был плаксой, что очень правильно, а вот забывчивым совсем малость был. И забыл к окулисту («Акуле», как ему подумалось) зайти на обратном пути.
– Кто это тебя так? Не уж-то Ананьев Павел Борисович? Вот ведь алкаш, с утра, небось, уже нализался. Криворукий. Садись-ка в кресло, сейчас за травматологом нашим, Ефимом Ивановичем, сбегаю. И за Арамом Карапетовичем тоже надо, пусть посмотрит.
Марья Ивановна не побежала, как обещала, а пошла своим обычным шагом. А Сашка сел в кресло и захныкал. Так хорошие мальчики не поступают, потому что из них должны вырастать настоящие мужчины и защитники Отечества. И девочек не должны обижать. Иначе все мужчины будут такими, как этот Ананьев Павел Борисович, который уши детям отрезает.
Тётя Маша вернулась с Арам-как-его-там, Ефимом Ивановичем и зачем-то Павлом Борисовичем. В руке Павел Борисович держал ножовку, Сашкин папа такой же деревяшки разные пилит и Сашке иногда давал попилить.
– Теперь мне из-за тебя, хлюст, влетит, – прогрохотал Павел Борисович, – с глазёнками у него не так что-то, за этой своей Алексей-Алекян… тьфу…
– Александра Алексеевна…
– Да, за ей послать бы ещё надо.
– Сейчас пошлём, – сказала Марья Ивановна, – но вначале разрешите, я своим делом займусь. Вы, Арам Карапетовеч, пока раны его осмотрите. Так и думала, все зубы кариес поразил. Надо срочно удалять. Все. И введите ему побольше и посильнее обезболивающего. Местного.
– А чего их удалять, – попытался возразить Сашка, – они же молочные почти все – сами скоро выпадут.
– Да как ты смеешь со старшими так разговаривать?! Или забыл, где находишься?!
Что, Арам Карапетович, скажете?
– Очень сильный плохой запущенный случай. Гангрена газовая. Мы посовещались с доктором Ефимом, моим двоюродным братом, ампутация незамедлительно необходима всех конечностей.
Всеми конечностями на языке врачей называются ноги и руки. Пока Марья Ивановна удаляла зубы, Павел Борисович отпиливал ножовкой конечности,